Ультрамарин - Эл Лекс

— А что значат следующие слова? — я снова указал на послание. — Кто такой Арчибальд?

— Правда в том, что… — адмирал развел руками. — Мы не знаем! Ничего ни про какого Арчибальда, который был бы связан с курсантом Драксом, ни в каких исторических записях нет. Мы предполагали, что это может быть какой-то питомец, но даже если так — где его найти? По вот этим координатам? Многие пытались, и те, кто имеет отношение к Академии, и даже немного тех, кто отношения не имеет, но откуда-то узнал об этом послании. Многие пытались… Ни у кого не вышло.

— Все погибли? — уточнил я.

— Что? — адмирал удивленно моргнул. — Не-е-ет, что ты! Все живы, все здоровы! Ну, кроме тех, кто уже не жив, конечно… И тех, кто не здоров, конечно… Просто по указанным координатам… Ничего нет, только и всего!

— Море от горизонта до горизонта?

— Можно и так сказать. — адмирал кивнул. — Море от горизонта до горизонта и одинокий остров. Довольно большой остров, надо сказать, что-то около двух с половиной тысяч квадратных километров, но кроме него — ничего! Возможно, Арчибальд это кто-то, живущий на этом острове, какой-нибудь попугай или там, не знаю, лис, которого Дракс приручил во время плавания… Никто не знал. А сейчас это уже и не важно, столько лет прошло… Кем бы ни был этот Арчибальд, он уже не живет, это как пить дать.

— Макс Дракс ходил в море? — я уцепился за важное уточнение. — Я думал, что курсанты в море не выходят.

— Первокурсники нет, не выходят. У них только теоретические занятия. Начиная с середины второго курса добавляется практика в море, на кораблях. И с каждым последующим годом выходов на воду становится все больше и больше. Иначе как курсантам реализовать на практике те навыки, что они получают здесь? К пятому курсу курсанты начинают проводить на большой воде практически все время, действуя уже практически как полноценные члены морской стражи. В том числе и в дальних экспедициях… А эти координаты, если уж на то пошло, действительно указывают на очень удаленное от Вентры место. Туда идти неделю на полном ходу, никак не меньше, и это на современных мощных двигателях! Сколько времени занимал этот путь во времена Дракса, вообще боюсь представить. Впрочем, сейчас это все уже совершенно не важно.

— Угу. — я провел рукой по ряду странных, ни на что не похожих, иероглифов под посланием Дракса. — А что это такое?

— Этого мы тоже не знаем. — адмирал развел руками. — Никто из тех, кто знает историю про Макса Дракса, не смог опознать эти символы.

— Так много людей знают о них и никто не опознал?

— Чем больше проходило времени, тем меньше интереса к этим историям остается у людей. — адмирал вздохнул. — Поначалу все пытались найти ответ, и не только те, кто плавал по этим координатам, но и те, кто считал, что координаты вообще не важны, а важен именно этот самый шифр… Но понять его все равно никто не смог. И интерес к этой загадке со временем становился все слабее, и это послание в итоге просто превратилось в одно из множества таких же надписей.

— Множества? Тут много такого?

— Полным-полно! — усмехнулся адмирал. — Несколько десятков точно наберется. Но расположены они обычно в таких местах, где редко кто бывает, а даже если и бывает — не додумается посмотреть туда, куда надо. Поэтому курсанты обычно их не находят, а специально им их и не показывают, чтобы не случилось такого, что кто-нибудь заинтересуется… да хоть даже вот этими самыми координатами, и решит взяться за разгадку этой тайны, не смущаясь тем, что за столько лет ее никто так и не разгадал. Руководство решило, что подобные ситуации будет сильно отвлекать от учебного процесса.

Это руководство правильно решило, грамотно. Идеальным вариантом с точки зрения учебного процесса было бы вообще полностью отреставрировать все подобные места, убрав все подобные надписи, но это, конечно же, было решительно невозможно. По крайней мере, невозможно до тех пор, пока в руководстве Академии находятся такие люди, как адмирал Виктор фон Дракен.

— Кстати! — я вспомнил, что хотел задать еще один вопрос. — Я тут услышал интересное слово, но не понимаю, что оно значит. Что такое «ржавка»?

— Ржавка… — медленно повторил за мной адмирал. — Ржавка это не просто слово… Это наше проклятье, унесшее уже множество жизней. И, что иронично, — одновременно с этим, возможно, спасшая множество жизней. «Ржавкой» называют ржавую лихорадку — заболевание, которое появилось… скажем так, относительно недавно, примерно в то же время, когда началось активное использование двигателей внутреннего сгорания и переход на нефтепродукты, как основное топливо.

— А где связь между болезнью и топливом? — я нахмурился. — Или ее нет?

— К сожалению, она есть. — вздохнул адмирал. — Никто точно не знает, как именно это происходит, но факт есть факт — топливо может оказаться зараженным. Причем это может быть любое топливо на любой стадии готовности. Бочка мазута может оказаться заразной, хотя рядом с ней будет стоять такая же бочка мазута, произведенного из той же нефти, в той же партии, что и первая — и она будет безопасна. Но о том, что первая бочка заражена, никто не узнает до тех пор, пока не появятся первые заболевшие, контактировавшие с ней. К сожалению, никаких методик выявления заражения у нас пока что нет…

— Какой странный механизм. — пробормотал я, тщетно пытаясь вытащить из памяти воспоминания о хоть чем-то похожем, о чем я слыхал бы ранее. — Вообще не похоже на болезнь.

— Не похоже, да. — адмирал кивнул. — Но никак иначе это не назвать язык не поворачивается. Заболевшие ржавкой люди сначала ощущают общее недомогание, похожее на простуду или грипп, после чего у них начинают отказывать внутренние органы. Причина этого — в том, что их кровь перестает работать так, как задумано природой, заболевшие желтеют, как при желтухе, а печень и селезенка распухают и становятся твердыми. Все это сопровождается высокой температурой, которую невозможно сбить никакими способами, а под конец заражения, которое может длиться годами,