Ультрамарин - Эл Лекс

— Поможет! — не сдавался я. — Нож сниму, да в руку его возьму! А винтовку хоть за спину, хоть на палубу!

Адмирал посмотрел на меня так, как я, наверное, смотрел бы на душевнобольного в терминальной стадии. Да и пусть смотрит! Я же не виноват, что они тут застряли в каком-то ультра-позднем средневековье и не знают, что весь мир с развитием огнестрела давно уже отказался от всяких там сабель, мечей и палашей, и оставил их только на уровне хобби и развлечений!

Хотя… Если у них тут все оружие ограничено лишь простейшими винтовками, и нет даже полуавтоматов, тогда понятно. На наше время это получается где-то… период первой мировой войны. Ну да, как раз и лошади существовали одновременно с лошадьми, и корабли похожие… А в те времена все еще использовали клинковое оружие, и использовали довольно часто. Видимо, в этом отношении миры не сильно разошлись, и даже наличие всемогущего марина не изменило путь эволюции оружия. Чуть подкорректировало, в результате чего холодняк получил возможность быть чуть более полезным, но не более.

Я все равно за винтовку с примкнутым штык-ножом. Автоматическую, желательно.

И, конечно же, с корректируемыми прицельными.

— Вот выпустишься из Академии, станешь полноправным членом морской стражи, тогда и будешь выставлять свои требования к оружию. — назидательно произнес адмирал. — Хочешь — винтовку со штыком, хочешь — саблю, как у меня, хочешь — хоть антикавалерийскую пику четырех метров длиной, никто тебе слова не скажет. Но! Лишь после того, как выпустишься.

Тем не менее, он явно заметил мое недовольство, и улыбнулся, чтобы разрядить обстановку:

— Ладно, не дуйся, как рыба-еж, выброшенная на берег! Ты же Спрут, а не рыба-еж!

— Угу. — буркнул я, пользуясь неформальной обстановкой и тем, что можно поговорить все, что можно (почти). — И еще я проголодался как чертов спрут. Кто бы мог подумать, что это гребаное фехтование такое энергозатратное⁈

— Например, тот, кто им постоянно занимается! — рассмеялся адмирал. — Но вообще я знал, что такое случится, как-никак у тебя молодой здоровый растущий организм! Я был бы намного больше удивлен, если бы этого не случилось!

— Рад оправдать ожидания. — я чуть поклонился с каменным лицом, а адмирал рассмеялся и махнул рукой:

— Ты это брось! Я лишь хотел сказать, что попросил Валентину приготовить для тебя перекус как раз на такой случай! Так что, если ты действительно голоден, сейчас самое время отправиться к ней на кухню и заморить червячка!

— Серьезно? — честно сказать, я даже сначала не поверил. — Я думал, приемов пищи, кроме тех, что указаны в расписании, быть не должно.

— Не должно. — важно кивнул адмирал. — Но ведь и занятий, кроме тех, что указаны в расписании, быть не должно, не так ли? Так что… пусть. Пусть будет. Говорю как целый адмирал! Топай на кухню и предайся греху чревоугодия!.. Только сначала оружие верни.

Я с удовольствием избавился от недомеча-переножа, попрощался с адмиралом и заспешил в столовую — перспектива предаться греху чревоугодия звучала довольно привлекательно.

Вот только когда я вошел в столовую, там совершенно ничего не намекало на то, что меня тут ждут. Помещение погружено во мрак, столы пусты, и никого, конечно же, нет. Единственный луч света в этом темном царстве, причем в буквальном смысле — это узкая полоска, пробивающаяся из-под двери, ведущей на кухню.

Все логично — если делаешь то, чего нет в регламенте, надо делать это так, чтобы хотя бы этого не обнаружил первый же, кто войдет.

Я дошел до дверей кухни, толкнул их, и вошел внутрь:

— Валентина! Это Спру… Дракс!

Я ожидал, что кулинарная валькирия будет стоять за плитой, жаря свой любимый бекон, или сидеть за столом, листая какую-нибудь книженцию в ожидании, когда же придет за ночным дожором нерадивый курсант… Но ни того, ни другого не было. На кухне вообще никого не было, и только одиноко горящая под сводчатым каменным потолком тусклая лампочка намекала на то, что это помещение кем-то для чего-то используется.

Хотя нет, не только. Еще на это намекала стоящая на блестящем, натертом до состоянии зеркала, металлическом рабочем столе, тарелка. Тарелка, на которой лежал прекрасный огромный сендвич, или, говоря более привычным языком — закрытый бутерброд. Два огромных румяных квадратных куска хлеба, листья салата, свисающие кружки помидорок, ломтики сыра… И, конечно же, торчащий целыми снопами жареный бекон, как без него!

— Благослови эту женщину… Не знаю кто. Все сразу. — пробормотал я, взял сендвич и впился в него зубами. Нет, ну а для кого еще, кроме меня, он тут может лежать в такое время⁈

После простых, хоть и качественно приготовленных блюд дневного рациона, сендвич казался просто произведением кулинарного искусства. Ох сейчас бы все эти аристократы во главе с Довлатовым языки бы проглотили от возмущения и зависти, узнав, что, где, и главное — почему! — я ем. Ох у них бы случился разрыв шаблона самый натуральный!

От сендвича осталась уже половина, а Валентина все не появлялась. Мне надоело пялиться в свое отражение в отполированном столе, и я двинулся по кухне, внимательно изучая здешнее оборудование. Как и все остальное в этом мире, оно вызывало смешанные ощущения — вроде чистое, свежее, функционирующее, а вроде и древность архаичная, какой место только в музее! Вот например ручная чугунная мясорубка — кто вообще сейчас такими пользуется на больших производствах? А ручной миксер с приводом прямо от руки? Даже представить себе боюсь, сколько усилий надо приложить, чтобы взбить им хотя бы омлет хотя бы на одного человека!

Способы хранить продукты здесь тоже были архаичными. Сзади к кухне примыкало еще одно помещение, никак не отделенное от основной зоны, и там располагался склад. Главенствующее место в нем занимала огромная, почти в половину помещения, холодильная камера, которая монотонно гудела и вибрировала, а через небольшие равные промежутки времени даже пыхтела и лязгала. Все остальное место, казалось, бессистемно было заставлено ящиками, паллетами, коробками, бочками, причем они местами крепились даже на стены, и даже на потолок, свисая с них на цепях! Хотя, в основном, конечно, стояли прямо на полу…

Так, стоп. А вот эти две бочки явно стоят как-то косо, невооруженным взглядом заметно. Положи на них строительный уровень — и пузырек