Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

дверь лаборатории открылась, и вошёл мужчина в военной форме. Алексей узнал его даже со своей ограниченной позиции – капитан Соколов, ещё один оператор программы «Прометей», который преследовал его на вертолёте.

– Докладывайте, капитан, – приказал Громов.

– Группа захвата прибыла в точку назначения, полковник, – отрапортовал Соколов. – Но объект покинут. Обнаружены следы поспешной эвакуации. По оценке, не более двух часов назад.

Громов сжал кулаки.

– Они были предупреждены. Кто-то слил информацию.

– Сканирование обнаружило остаточные электромагнитные сигнатуры, соответствующие использованию оборудования Новикова, – продолжил Соколов. – Предположительно, они работали над усовершенствованной версией нейроблокиратора. Также найдены следы биологических экспериментов и компонентов для вирусного программирования.

– Значит, они готовят контратаку, – задумчиво сказал Громов. – Пытаются создать средство против нашей системы контроля. Это усложняет ситуацию.

Он повернулся к Маркову.

– Ускорьте процедуру перезагрузки. У нас меньше времени, чем я предполагал.

– Но полковник, – возразил Марков, – ускоренная процедура повышает риск необратимого повреждения базовой личностной матрицы. Мы можем потерять оператора.

– Это приемлемый риск, – отрезал Громов. – Если Новиков действительно разработал вирусное противодействие нашей системе, нам нужно перезагрузить оператора до того, как они попытаются его применить.

Алексей понял, что это его шанс – единственный и, возможно, последний. Новиков и Анна работали над способом противодействия системе «Кукловод». Если они успеют, то смогут не только освободить его, но и других операторов программы.

– Вы не успеете, – сказал он с внезапной уверенностью. – Новиков умнее вас. Он был вашим учителем, помните? Он знает ваши методы, ваши протоколы. Он предвидел каждый ваш шаг.

Это был блеф, но Алексей заметил, как дрогнуло лицо Громова. Полковник действительно опасался своего бывшего наставника.

– Начинайте процедуру, – приказал Громов, игнорируя провокацию. – Капитан Соколов, останьтесь для дополнительной безопасности. Если объект проявит признаки нестабильности, немедленно нейтрализуйте его.

Соколов встал у двери, положив руку на кобуру. Его глаза встретились с глазами Алексея, и на мгновение в них промелькнуло что-то – узнавание, понимание, возможно, даже сочувствие? Но затем его взгляд снова стал пустым, безжизненным, как у всех операторов под контролем «Кукловода».

Марков и его ассистентка подготовили оборудование – сложную систему электродов, которые начали присоединять к голове Алексея. Каждый электрод посылал острую боль, когда соединялся с имплантами под кожей.

– Процедура займёт примерно тридцать минут, – объяснил Марков, словно Алексей был пациентом, добровольно согласившимся на лечение. – Вы будете испытывать значительный дискомфорт, но постарайтесь не сопротивляться. Любое сопротивление только увеличит болезненные ощущения и может привести к повреждению нейронных связей.

Алексей не ответил. Он сосредоточился на своём дыхании, как учили в спецназе – глубокие, медленные вдохи, помогающие контролировать боль и сохранять ясность мысли. Одновременно он начал внутреннюю подготовку – мысленно выстраивая стены вокруг своей личности, вокруг воспоминаний, которые определяли его как человека.

Анна. Новиков. Мария. Васильева. Они верят в меня. Они пытаются меня спасти. Я должен продержаться.

Марков активировал систему, и первая волна боли пронзила мозг Алексея. Он стиснул зубы, подавляя крик. Перед глазами вспыхнули красные символы – импланты реагировали на внешнее вторжение:

>КРИТИЧЕСКАЯ ПЕРЕЗАГРУЗКА ИНИЦИИРОВАНА >ПРОТОКОЛЫ ЗАЩИТЫ АКТИВИРОВАНЫ >НАЧАТО СТИРАНИЕ НЕСТАБИЛЬНЫХ ВОСПОМИНАНИЙ

Алексей почувствовал, как его сознание начинает раздваиваться – часть его уплывала в темноту, в пустоту, где не было ни воспоминаний, ни личности, только холодная готовность выполнять приказы. Другая часть отчаянно цеплялась за каждый фрагмент его истинной личности, за каждое воспоминание, которое делало его человеком.

Я Алексей Северов. Бывший спецназовец. Родился в Новгороде. Мать – учительница, отец – инженер. Я любил читать Брэдбери. Моя первая любовь – Катя из параллельного класса. Я служил в 3-й отдельной бригаде. Я женился на Марии в 2028 году. Мы мечтали о детях. Я человек. Я не оружие. Я не марионетка.

Снова и снова он повторял эти факты, эти фрагменты себя, пытаясь удержать их в сознании, пока система методично стирала его личность, слой за слоем.

– Повышенное сопротивление, – сообщила ассистентка. – Субъект активно блокирует процесс стирания.

– Увеличьте мощность, – приказал Марков. – Фаза один должна быть завершена в течение пяти минут, иначе мы рискуем потерять структурную целостность основных имплантов.

Боль усилилась, и Алексей не смог сдержать стон. Его тело выгнулось дугой, насколько позволяли фиксаторы, вены на висках вздулись от напряжения.

Мария. Анна. Новиков. Васильева. Помните их. Не забывай, кто ты.

Но воспоминания ускользали, растворяясь в красном тумане, заполнявшем его сознание. Лица становились размытыми, имена – бессмысленными звуками. Система методично уничтожала его личность, готовясь заменить её новой версией, послушной и безопасной.

В этот момент произошло нечто неожиданное. Сквозь туман боли Алексей почувствовал странную вибрацию в имплантах – словно резонанс, созданный внешним сигналом. Он не мог понять, что это значит, но заметил, как напряглось лицо Маркова, склонившегося над мониторами.

– Аномалия в сигнатуре имплантов, – сказал он, хмурясь. – Словно внешнее вмешательство… но это невозможно. Система изолирована.

– Проверьте защиту периметра, – приказал Громов Соколову. – Возможно, Новиков нашёл способ послать направленный сигнал.

Соколов кивнул и направился к двери, но внезапно остановился. Его рука, потянувшаяся к коммуникатору, замерла на полпути. На лице появилось странное выражение – смесь боли, замешательства и внезапного осознания.

– Капитан? – окликнул Громов. – Выполняйте приказ.

Соколов медленно повернулся. Его глаза уже не были пустыми – в них появилось нечто человеческое, живое, осознающее.

– Больше нет, – сказал он тихо, но твёрдо.

И прежде чем кто-либо успел отреагировать, он выхватил пистолет и выстрелил – не в Алексея, как ожидал Громов, а в главный пульт управления системой перезагрузки.

Искры, дым, крики. Алексей почувствовал, как электроды на его голове отключаются, как прекращается сигнал, стиравший его личность. Боль отступала, сознание прояснялось.

Соколов продолжал стрелять – методично, с хирургической точностью уничтожая оборудование лаборатории. Марков и его ассистентка укрылись за консолями, Громов успел выхватить своё оружие и открыть ответный огонь.

Перестрелка была короткой и смертоносной. Соколов упал, получив пулю в грудь, но успел нажать какую-то кнопку на своём коммуникаторе. Почти сразу после этого в комнате погас свет, а затем включилось аварийное красное освещение.

– Что происходит? – потребовал ответа Громов, держа пистолет наготове.

– Система безопасности активирована, – ответил Марков, проверяя работающие консоли. – Но странно… это не протокол вторжения или аварии. Это… – он замолчал, глядя на экран с нарастающим ужасом. – Протокол «Поле»! Полное освобождение всех содержащихся операторов!

В этот момент криокапсулы в соседней комнате, видимые через прозрачную стену, начали открываться одна за другой. Члены отряда Алексея, которых он считал погибшими, просыпались от искусственного сна.

– Блокируйте двери! – кричал Громов. – Активируйте аварийное усыпление!

Но было поздно. Система уже запустила протокол пробуждения, и ничто не могло его остановить.

Алексей понял, что происходит. Новиков и Анна всё-таки сделали это