Первый Артефактор семьи Шторм 3 - Юрий Окунев

Шов? Когда я успел?

Судя по щекотке в предплечье, поранился я где-то там. Только как и почему — вообще не помнил. Что вообще происходило последние… сколько?

— Сколько времени я был в отключке?

— Минут сорок, не более. Причём последние двадцать я помогал вам мягко просыпаться, — отчитался Максим, затягивая нитку.

Скосив глаза, заметил длинную царапину от сгиба локтя и вниз к кисти. Как раз там Подорожников делал последние узелки.

— Чуть позже поработаю Даром, но сейчас никак — пуст. — Он виновато пожал плечами.

— Точно учится отправлю. Учебный год когда начинается?

— Неделю назад…

— Значит будешь нагонять, — хрипло сказал я. И тут меня осенило: — А силы потратил куда? На Ангелину? Как она?

Я попробовал встать, но голова закружилась, и я чуть не рухнул со стола. Максим меня поддержал, помогая слезть.

— Она в порядке. Отдыхает в вашей комнате. Пришлось потратиться на ту девушку, чтобы она не умерла до приезда людей Вороновой, да и нам жизнь не портила. — Он сморщился. — Надеюсь я не переборщил со снотворным.

— Даже если переборщил, её всё равно прикончат. Теперь уж точно. — Я похлопал по плечу побледневшего Подорожникова. — Кстати, а почему мы в столовой? Неужели не мог провести «операцию» в комнате?

Подорожников покраснел.

— Дело в том, что все комнаты заняты.

— Это как? — нахмурился я. — Моя, твоя, Черкасова и Сухова, моя мастерская… ок, в мастерской даже кровати нет и там пыльно. Но две комнаты наших доблестных охранников, которые они привели в порядок, не говоря о тех, что просто не доведены до ума.

— Угу, дам отправим на стройку, — покачал головой лекарь.

— Дам? — услышал я подвох. — Ангелина в моей комнате, предположим, я пойму. А та притворщица разве не в камере?

— Под охраной, — кивнул Максим, делая шаг в сторону дверей.

— Дамы? — повторил я вопрос.

— А ещё господа! — выкрикнул он и, растворив двери, выскочил в коридор.

В столовую ввалимся шум и гам, происходящий за пределами комнаты.

Мимо проносились непонятные люди с коробками, бумагами и автоматами. Кто-то приказывал, а кто-то отдавал честь. В комнату заглянул какой-то оборванец, принюхался и спросил:

— Обед?

Ошалевший, я кивнул, и уже через минуту оборванец внёс поднос каким-то навороченным омлетом, от вида которого возникло желание пойти в музей. А запах! Я не заметил, как слопал всю порцию и тут же получил чашку отличного чёрного чая — в меря терпкого.

Оборванец коротко поклонился и выскочил, забрав поднос с пустой тарелкой.

Мимо двери прошла Александра Валерьевна, сделал шаг назад и заглянула ко мне.

— Сергей! Что у тебя опять твориться? Почему чуть что — а у Штормов то нападение, то осада?

— Шторм!!! — раздался вопль откуда-то издалека, а затем топот по лестнице и, отпихивая Воронову, в столовую заскочили мои друзья-артефакторы во главе с Яростным.

— Хренов эгоист! Ты что, совсем делиться не умеешь? — рыкнул он, однако ребята за его спиной заржали.

Я лишь медленно помешивал ложечкой отсутствующий сахар в чашке, пытаясь понять, что за хрень тут творится.

— Где вторая девушка? Мне сказали, что ты, засранец мелкий, уехал с двумя девушками!

А, вот оно что. Кто о чём.

В ответ я громко хлебнул чая, заставляя поморщиться всех ворвавшихся. Аристократы, что с них взять.

Глава 21

Осада

Церберы. Они, конечно, гады, но по крайней мере их сейчас не было в моём доме. А так, кто только не заглядывал ко мне в столовую, ставшую временным кабинетом.

Воронова, Сухов, их помощники, бойцы и администраторы, ребята-артефакторы, Максим и Черкасов, странный оборванец, который приносил вкусняшки. И все они от меня чего-то хотели. Кроме оборванца — он приносил то, что хотелось мне. Вкусняшки.

В какой-то момент пришлось выпроводить всех вон и запускать по одному-двое, в зависимости от цели визита. Но прежде я запретил кому-либо приближаться к моей мастерской и к комнате Ангелины. Кроме Лены и Виолетты — девушкам разрешил присматривать за ней и сообщить мне, когда Демидова придёт в себя.

Затем я начал общаться со всеми, пытаясь разрулить кризис. А иначе весь этот бедлам я назвать не могу. Даже Кефир, устроившийся на столе рядом со мной, лёг пластом и прикрыл голову, — и все четыре уха, — лапами.

— Что ж вы такие шумные, людишки! И ладно бы повод был — богов там убить или от демонов защититься! А так — какая-то ерунда.

«Ерундой» оказалось то, что мне удалось поймать беглянку на живца — то есть на себя самого. Меня пытались допрашивать сразу пятеро следователей, но я послал их, сказав, что буду говорить только с бабушкой в компании с пирожками.

И, не поверите, пирожки появились через полчаса!

— Теперь мы хотя бы внешне похожи на нормальную семью, — чуть чавкая сказал я Александре Валерьевне, когда она закрыла за собой дверь, а её помощница накрыла ту своим гелем.

— Ты лучше скажи, как тебе удалось вывести её из строя? Мы осмотрели её, она не представляет опасности, по крайней мере сейчас. Но и выглядит несколько иначе, чем раньше.

Я вздохнул:

— В этом немного моя вина: я снял с её руки артефакт, но не убедился, что он нужный. Она успела слегка воздействовать на мой мозг, и я не заметил главного. И нет, — я увидел жадность в красных глазах бабули, — я не отдам его и буду хранить в надёжном месте. И нет, его уже спрятали, так что вы не найдёте.

— Там же, где был Инъектор? — спросила прямо Воронова.

Я покачал головой. Не соврал, кстати — потому что времени сбегать в секретную комнату не было. Пришлось использовать ту коробочку, в которой хранится скальпель для Максима — отлично экранирует почти все энергии. Макс принёс её по моей просьбе, пока вокруг была суета — а к моему телу он никого не пускал.

— Теперь вы сможете допросить её нормально, как только она придёт в себя. Сил у неё почти не осталось — она отдала последние на трансформацию. Видимо из-за скорости — пока Ангелина заходила в уборную — она потратила много сил. А после плена полностью не восстановилась.

Про ментальную атаку говорить не стал. Слишком уж это редкая особенность. Тем более, немного изучив кольцо-артефакт, я пришёл к выводу, что направляющей атаки был именно он.

— Она плохо сопротивляется магии крови, можете использовать эту лазейку. — Ой, у Вороновой настолько загорелись глаза, что мне стало