Фантастика 2025-129 - Денис Старый

— Ваш сын умирает, Алексей Петрович, — усмехнулась Ксения. — А вы смотрите на него, как на собаку, угодившую под трамвай.

Ее голос звучал почти игриво. Я проигнорировал ее слова, нажав кнопку на столе и только тогда сказал:

— У меня никогда не было такого сына. И не могло быть… Мои сыновья, слава Богу, люди значительные, уважаемые в обществе… Облапошили этого дурачка, думаете и меня облапошить?

Ксения выронила револьвер, который все еще держала в руке. Ее лицо вдруг стало белым, как мел.

— Как… Вы все знали с самого начала?

Я посмотрел на часы, что стояли на каминной полке.

— Ваш хозяин мертв. Уже целый час. Сердечный приступ. Очень своевременный, надо сказать.

В потайную дверь прошли два человека в штатском.

— Возьмите ее. И вызовите врача с медбратьями. Ковер убрать.

Когда щитоносцы увели девчонку, я наклонился к умирающему парню.

— Лопухин ненавидел меня по многим причинам, но более всего за то, что я разгромил его коррупционную сеть в шестьдесят втором… И он лгал тебе. — Я достал из сейфа папку. — Твои настоящие родители бывшие крепостные, завербовавшиеся в старательскую артель на Аляске. Надо отдать Лопухину должное, он проделал громадную работу, отыскивая среди сирот того, кто на меня похож.

Раскольников захрипел.

— Поч… почему…

— Чтобы я, узнав «внебрачного сына», ослабил бдительность. — Я закрыл папку. — Он снова просчитался.

Вошел доктор и два здоровенных медбрата с носилками. Врач наклонился к умирающему. Прощупал пульс. Покачал головой. Потом — кивнул санитарам: забирайте. Еще одну подстреленную пешку погрузили на носилки и унесли.

Как странно. Тридцать лет Лопухин вынашивал месть. Тридцать лет он копил ненависть, как скряга золото, тратя состояние на подкуп чиновников, подделку документов, поиски моего — «сына». И все ради чего? Чтобы подослать ко мне жалкого воришку с подправленной мордахой?

Я взял со стола фотографию. Тот самый портрет «матери» Епифания. Хорошая работа. Отличная, даже. Но я-то знаю, что Наталья Воронцова, балерина Мариинки, умерла девственницей. От тифа. В 1867-м. Я присутствовал на ее похоронах — красивая девушка, талантливая танцовщица. Никакого ребенка у нее не было и быть не могло.

В 1858 году Иволгин-старший, ныне покойный, и его дружки пытались меня убрать. Понятно — не вышло. «Щит» сработал безупречно. Я знал, что и непримиримый старик — отец капитана Иволгина — не кукловод, а лишь одна из марионеток и потому приказал Степану прекратить расследование.

Какой смысл выдергивать побеги, оставляя корни? Я знал, что одна из фигур осталась в тени и предоставил ей возможность действовать, дабы вывести оную из тьмы. И фигура эта вскоре проявилась. Ею, вернее, им оказался недобитый обезумевшей Анной Шварц бывший жандармский полковник Лопухин.

В 1862 году, когда «Щит» разоблачил коррупционную схему с казенными подрядами — миллионы были украдены у армии — он оказался замешан в ней и потеряв состояние, поклялся отомстить. Тогда я «пожалел» его — не стал предавать суду. Потому что верил — он не успокоится, даже отправившись на каторгу — мыть золото на Аляске.

Дверь тихо скрипнула. Вошел Седов, его лицо было усталым, но довольным.

— Лопухин действительно умер своей смертью. Сердце.

Я кивнул. Конечно, своей. Как и все в этом деле. Да и каждый умирает своей смертью, не чужой, а живут только дела.

— Что — девица?

— В «Крестах». Дает показания. — Седов усмехнулся. — Уверяет, что она действительно думала, что вы поверите в эту историю с «сыном».

Я промолчал. Огромная власть — это не только большая ответственность, но и непрерывный риск. Наверное, кому-то кажется, что я слишком беспощаден. Не делаю скидок на обыкновенные человеческие слабости, не прощаю ошибок, не верю в раскаяние.

Удивляться здесь нечему. Приходилось видеть, что случается с теми, кто может позволить себе такую роскошь, как вера в добрые намерения и светлые чувства. Когда враги хотят тебя уничтожить, именно на чувствах они и играют. Или — пытаются играть.

Россия, а тем более — мир, не место для проявления слабости. Особенно сейчас, когда мы стоим на пороге нового века. Электричество, радиосвязь, самолеты, атомная энергия… Все это слишком важно, чтобы рисковать из-за сантиментов.

Я сказал Седову:

— Похороните этого дурачка под его настоящим именем. И найдите его родных. Если живы.

— Будет сделано, Алексей Петрович. Хочу напомнить, что в банде Лопухина были не только эти двое… Как бы не разбежались, крысы.

— Никто уйти не должен, Степан Варахасьевич, — сказал я. — Однако, сам понимаешь, нити не должны быть отсечены. Выявляйте связи, как бы высоко или далеко они не вели.

На столе зазвонил телефон. Вертушка с Двуглавым Орлом на корпусе. Я поднял трубку. Голос государя:

— Алексей Петрович, видел сегодняшнюю газету? Пруссаки объявили о новых опытах с ураном…

— Да, ваше императорское величество. Пусть пишут. Хуже будет, когда перестанут.

* * *

Я стоял у окна в своем кабинете, наблюдая, как тучи сгущаются над Невой. В руках у меня была только что доставленная депеша из Берлина. Прусские физики научились обогащать уран. Прусские газеты скромно об этом умолчали.

— Ваше сиятельство, Менделеев и Циолковский ждут в лаборатории, — доложил секретарь.

— Позвони в гараж, пусть подадут «Руссо-Балт» во двор. И чтобы Седов был на месте через час.

Дождь уже вовсю лупил в окна, когда я вошел в помещение Особой группы при ИИПНТ. В лаборатория царил творческий хаос из книг, журналов, чертежей и разнообразной аппаратуры.

Менделеев, сгорбившись над столом, что-то яростно исправлял в расчетах. Циолковский, со своим вечным слуховым аппаратом, возился с какими-то проводами. Они даже не заметили моего появления, пока я не постучал тростью по металлическому штативу.

— Ваше сиятельство! — Менделеев вскочил, смахивая со лба седые пряди. — Мы как раз…

— Я знаю, Дмитрий Иванович. — Я снял перчатки, подойдя к столу. — Показывайте, что у вас есть.

Циолковский разложил передо мной чертежи. Его руки дрожали — не от страха, а от возбуждения.

— Вот схема цепной реакции. Если мы сможем контролировать процесс деления ядер…

— Сколько? — прервал его я.

— Пять килограммов урана двести тридцать пять дадут энергию, равную… — Менделеев начал что-то вычислять.

— Я спрашиваю не о формулах, господа. Когда будет готова бомба?

В комнате повисла тишина. Даже дождь за окном будто притих.

— Год, — наконец сказал Циолковский.