Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства - Александр Нерей

Почуял ли сам, где находился выход из подземелья, надоумил ли скафандр, или сам Ротарик, так и осталось загадкой. Только спустя четверть часа после начала прогулки по извилистому лабиринту, украшенному барельефами сказочных лиц полулюдей – полузверей не совсем православного происхождения, я увидел свет в конце тоннеля.

Поспешив к выходу, всё равно успел разглядеть множество надписей на прокопчённых стенах. Я оттуда, мы тут были, привет из Майкопа, Саратова, и так далее, понаписали туристы со всех близлежащих, и не только, краёв и областей, осквернив «Памятник Культуры», как гласила мраморная табличка перед входом в лабиринт.

— Здравствуй, Семалия, — заорал я в небо и чуть не свалился с крутого склона.

Оказалось, что вход в подземелье был посреди обрыва. Сверху его не разглядеть, а снизу заросли деревьев и кустов сгущались до непролазного состояния.

«Спрятали вход», — решил я и поспешил вскарабкаться, как можно выше, потому что Семалия не откликнулась, а меня так и подзуживало облачиться в кубик и проскользнуть в гости к Образу, нарушив тем самым своё обещание.

Кое-как забравшись наверх, оказался посреди настоящего монастыря, о котором рассказывал Ротарик. Точнее, турбазы, поселившейся в старинных строениях, кое-как приспособленных под нужды пеших путешественников.

Никто на меня, девятилетнего карапуза, внимания не обратил, и я спокойно проследовал на выход и далее по дороге, неизвестно куда и неведомо зачем.

— Семалия! Как меня слышно? Как меня видно? — повторял я, снова и снова. — Это Головастик Васильевич. Катализатор! Племянник дядьки Угодника! Алло! Отзывайся, пока мамку Кармальдию не потревожил.

В ответ тишина. Пришлось останавливаться, надевать волшебный скафандр и скользить в сторону Армавира в невидимом и нереальном состоянии.

Куом и его обитатели

— О как! Инопланетник пожаловал? Здравствуйте, здравствуйте! — затряс стриженой бородёнкой Павел, увидев меня, сидевшим на Америке и ожидавшим материализации после использования скафандра.

— Здравствуй, дед. Вижу, ты бодрый и весёлый? Неужели не соскучился по мне? — поздоровался я по-молодецки.

— Вот же, чудные создания. Знают, что мы их речи не воспринимаем, но всё одно поют, — подивился чему-то дед, а потом продолжил: — Атласарий, моя твоя не понимать. Айда во двор, покуда народ не распугал своим кваканьем. Айда, тебе говорят!

— Дед, ты в себе? Какой ещё атласарий? Я, что ли? Был цыганом, а стал… — растерялся я от очередного сюрприза, но взял себя в руки и чуть ли не бегом помчался в хату, чтобы заглянуть в зеркальце над умывальником.

— Туды его растуды. Кубик свой на лавке забыл? Опять, что ли, невменяемый визитёр пожаловал? Эх, Нюра, ведёшь себя, как дура, — запричитал Павел и поплёлся следом за мной.

Как я и ожидал, из зеркальца на меня вытаращился, не кто-нибудь, а Бикмеюшка, собственной подростково-тюркской персоной.

— Хоть не синенький человечек, и то, слава Богу, — вздохнул я с облегчением и в ту же секунду вспомнил, как во время нашей с Ротариком полудрёмы, прямо перед тем, как мне, ни с того ни с сего вдруг захотелось убедиться, что мой собеседник не спит, отшельник изрёк: «Ненадолго сменю твой облик и язык. С помощью… Ладно, не буду об этом, чтобы не смущать. Так для дела нужно. Поблагодаришь потом».

— Обморок отменяется? Нервные какие визитёры пошли. Слова им не скажи. Эй, пехота. Держи своё имущество, — ткнул дедуля кубиком в моё инопланетное величество.

— Извини, старый. Я тут атласаром заделался. Скорее всего, временно. Спасибо за скафандр. Не поминай лихом, дед. Как-нибудь свидимся… Не дай Бог, конечно, — попрощался я с Павлом, Армавиром и Семалией, а потом, для вежливой наглядности, поклонился в пояс и ушёл в сарай, где мигом влился в скафандр и, пока дед бормотал что-то невразумительно-прощальное, уплыл в сторону Фортштадта.

* * *

Спустя пару минут после достижения цели, уже знакомым всё проникавшим пещерно-ракушечным способом, снял скафандр и начал коротать минуты собственной материализации.

— Ну, здравствуй, красивая, — крикнул я на неведомом языке Образу, и так же громко представился: — Временно исполняющий обязанности старшего атласарского величества Бикмей Александр ибн Василий. Всё ещё из мира Скефий астры Кармалии-Светлидии. Алле, оп!

Молнии, как и положено, сверкнули малиновыми зигзагами, а через пару секунд явилась ЭВМ в своём непредсказуемом женском обличии.

— Очень приятно снова увидеться. Вы, как я вижу, последовали моему примеру? Сменили имидж, а потом пошли ещё дальше, и заменили родной русский языком атласаров? Похвально, похвально. Ожидаю вашу команду.

— И вам, здравствуйте. Угодник убыл по назначению? На Ревелию? — первым делом поинтересовался я о дядьке.

— Ещё нет. Где-нибудь проходит курс самостоятельной реабилитации. Возвращение памяти очень длительный процесс, связанный с волнениями и переживаниями, а узнать и вспомнить всё то, что выпало ему… Никому не под силу. Из нормальных людей. Надеюсь, мои уроки помогут с трезвым осознанием и принятием своей личности в таком виде, в каком она оказалась по воле случая или капризу судьбы.

А вы уже научились путешествовать в скафандре? Растёте на глазах. Где же пропадали три недели?

— Меня Ротарик-VII так подрастил. Язык и скафандр – тоже его рук дело, — признался я старой знакомой. — И эти три… Недели? Ого! В общем, гостил у него.

— Вы с ним встретились? И как его отшельничество? — оживилась Образ.

— Он же всего уже достиг. Просил передать привет Семалии, но у меня на атласарском не получилось. Так что, передайте как-нибудь через дедушек, что он нашёл всё, что искал. Путешествует теперь самостоятельно и без скафандра. Чистит космос от негатива и прочей пыли, — рассказал я вкратце.

— Вообще-то, он его давно уже чистит, а у нас лишь иногда отдыхал и набирался сил. Учеников, опять же, пытался найти из высших отшельников. Значит, вы были последним человеком, видевшим Ротарика-VII живым. Печально. Печально, что так всё закончилось, — огорчилась Образ, будто Ротарик, взял, да и умер по моей вине.

— Эй-эй! Что это значит? Не хороните его. Он и сейчас в подземелье на одной горной и романтической турбазе. Ищет учеников, и так далее, — открестился я от причастности к исчезновению галактического деятеля.

— Не вы ли, случайно, подсказали ему или надоумили на такой поступок? — выжгла в моей душе чёрную дыру