Константин. Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков

И только незаметно опустившаяся на многострадальную землю ночь смогла на время прекратить эту вакханалию, дав измученным людям небольшую передышку. На стеньгах вражеского флагмана поднялись сигналы, после чего по всей эскадре задробили стрельбу и в окрестностях Свеаборга наступила какая-то оглушительная тишина. Казалось, сама природа устала от грохота пальбы и смолкла.

Было уже совсем темно, когда в штабе крепости собралось совещание, которое вполне могло стать последним. Вел его на правах старшего в чине генерал-лейтенант Сорокин. Поскольку адмирал Шихманов от участия уклонился, моряков представляли уставший до чертиков Бутаков, Бойе и Поклонский.

— Что скажете, капитан первого ранга? — вопросительно посмотрел на него комендант. — Сможет ли флот удержать противника?

— Не знаю, ваше превосходительство, — честно ответил тот. — Могу сказать лишь одно, мы будем драться до последней крайности! Экипажи «Бомарзунда» и канонерских лодок выполнят свой долг до конца, а там как бог даст.

— Как говорят у нас в народе — на бога надейся, а сам не плошай! Я слышал, что его императорское высочество вышел к нам на помощь, но от Кронштадта до нас идти никак не менее суток, а то и больше. Поэтому давайте подумаем, как противостоять противнику без помощи высших сил.

— Что вы предлагаете?

— У нас осталось на ходу несколько превращенных в плавучие батареи парусников. Большинство из них представляли весьма мало ценности до начало боя, а сейчас и вовсе ни на что не годятся. Взять ту же «Россию». Экипаж погиб, корпус как решето… не лучше ли затопить ее на главном фарватере, чтобы преградить неприятелю путь?

— Его императорское высочество будет недоволен! — покачал головой Поклонский. — Он крайне негативно относится к идее затопления кораблей.

— Константина Николаевича тут нет, а англичане с французами есть! — отрезал Сорокин. — И, если их броненосные батареи завтра ворвутся на внутренний рейд, а противостоять этому мы, очевидно, не можем, нам конец!

— Вы правы, — неожиданно согласился с генералом Бутаков. — Нет в этом ничего позорного. Англичане топили свои корабли в Чатеме, испанцы в Картахене, французы в Тулоне [1]. К тому же, от наших плавучих батарей и впрямь мало что осталось.

— Но что скажут в Европе, когда узнают, что мы затопили Россию? — с кривой усмешкой хмыкнул кто-то из штабных.

— Скажут, что она в очередной раз не досталась захватчикам!

— Не плохо сказано! — одобрительно кивнул Сорокин. — Есть еще мысли?

— На рейд Свеаборга можно пройти по трем проходам. Полагаю, следует загородить два из них, оставив третий свободным.

— Полагаете встретить противника там?

— Так точно! Если противники пустят туда деревянные корабли, мы их уничтожим.

— А если броненосцы?

— Найдется и на них управа. В самой крайности пойдем на таран. Вы, кстати, тоже можете помочь.

— Это как же?

— Поставьте на берегу замаскированные 3-пудовые пушки. Если дело ограничится канонерками, они не понадобятся. Зато если в проходе окажутся броненосцы…

— Больше одного-двух выстрелов им не сделать.

— Если все получится, больше и не понадобится. Главное заставить врага нервничать и терять время. А там глядишь и его высочество подойдет.

— Вы так говорите, будто Константин Николаевич одним своим появлением врага разгонит, — покачал головой Сорокин. — Нет, я, конечно, тоже восхищаюсь его гением, но ведь есть границы и чуду…

— Уверен, наш генерал-адмирал что-нибудь придумает, — скупо улыбнулся в ответ Бутаков.

После сегодняшнего разговора с великим князем посредством телеграфа он в этом практически не сомневался.

[1] Имеются в виду события 1707 года во время «Войны за испанское наследство». Французы были вынуждены затопить свои корабли, чтобы не допустить их захвата противником.

Глава 19

Как известно, шахматы придумали в Индии. И ни один полководец в этой древней, многолюдной и жаркой стране не мог возвыситься без умения двигать фигурки по клеткам, искусно заманивая оппонента в ловушки и просчитывая действия на много ходов вперед. Впрочем, в те славные времена, когда шахматы назывались чатуранга, к пешкам, коням, колесницам (ладьям) и слонам добавляли еще бросок игральной кости, определявший, какой фигурой предстоит сделать новый ход. Этим обеспечивалась непредсказуемость, вносился фактор удачи, которые во все века являлись неизменными спутниками настоящего сражения.

И вот теперь, по прошествии многих веков, одному из самых молодых капитанов первого ранга Российского императорского флота [1] Григорию Ивановичу Бутакову предстояло разыграть такую комбинацию в середине партии, которая дала бы русскому флоту наибольшие преимущества в эндшпиле. Его упорный, пытливый разум требовал действий и точных, выверенных решений. Потому он уже в сотый раз прокручивал все свои возможности и ходы, просчитывая возможную реакцию противников и всякий раз приходя к неутешительному выводу — продержаться с наличными силами до прихода помощи можно лишь чудом. А в чудеса будущий «беспокойный адмирал» давно не верил.

Совещание у коменданта лишь укрепило его в этом мнении. Большое начальство, как и следовало ожидать, поспешило самоустраниться. Сорокин, хоть и собирался драться до последней крайности, прекрасно понимал, что устоять не сможет, и подспудно готовил гарнизон к отступлению, рассчитывая спасти хотя бы людей. Так что, так или иначе, но основная тяжесть завтрашнего боя ляжет на плечи бригады Бутакова.

Вернувшись из штаба к попыхивающему в темноте флагманскому «Бомарзунду», он, к немалому своему удивлению, застал на нем практически всех командиров подчиненных ему кораблей и судов. Не было лишь Дудинского и Серкова, канонерки которых «Гоголь» [2] и «Оса» сейчас находились в море.

— Что скажете, Григорий Иванович? — задал мучавший всех вопрос Поклонский.

— Сегодня был тяжелый день, господа, — немного собравшись с мыслями, ответил Бутаков. — Но помяните мое слово, он — ничто по сравнению с завтрашним. Никакой шторм или буря не сравнятся с тем, что ожидает нас, буквально через несколько часов. Полагаю, всем ясно, что бастионам крепости не устоять перед броненосными батареями союзников. И как только неприятель покончит с нашими минными полями, развязка станет неминуемой.

— И что же делать? — мрачно поинтересовался Бойе, который несмотря на ранения остался в строю и теперь сидел с туго забинтованной головой и левой рукой, закрепленной на косыночной повязке.

— Драться!

— Но как?

— Неправильный вопрос, господа. Не как, а где? Противник наверняка попытается войти на внутренний рейд. Тут, на узостях, где он не сможет воспользоваться своим