Три комнаты под березой - Ирина Игоревна Седова

— Угу. XV век, не позднее. Что-нибудь еще нашла?

— Да так, по мелочи. Немножко посуды, какие-то бусы — грубые, мне такие не нравятся, да и цвет ни то ни се. Вот кувшин для воды — это вещь, я ним по воду хожу.

— И ты не боишься мне все это показывать? Не опасаешься, что я тебя ограблю?

— Галлюцинация ограбить не может. И вообще, мне пора спать.

Анч снова засмеялся:

— Ты так уверена, что я твой глюк? Ну так потрогай меня и убедись, что я живой!

— Вот еще! Сейчас ты галлюцинация зрительная и слуховая, а будешь еще и тактильная. Лучше я лягу, а ты расскажи мне об этой горе все, что знаешь. Почему она называется «Шеркала»?

Спрятав в мешок кинжал и бусины, Кристина действительно полулегла на свое импровизированном ложе, состоящее из сухой травы, и приготовилась слушать.

— Во-первых, не «Шеркала», а «Жеркала», то есть «земляная крепость, и построена она была в незапамятные времена, когда уровень Каспийского моря был выше, и само оно было больше по размеру. Полуостров Мангышлак представлял из себя цветущий край. Земледелием здесь, понятно, никогда не занимались, но трава была густой и зеленела до морозов. С гор по весне стекали реки, наполняя водоемы, в которых водилась рыба, в долинах паслись тучные стада. Одно было плохо — палящее солнце летом и мороз зимой. И как укрыться от него люди не знали.

— А юрты?

— Строить юрты тогда люди еще не умели — они много чего не умели, придя сюда из тех краев, где всегда тепло. Единственное, что они знали — это что от непогоды можно укрываться в пещерах, а там, где пещер нет — можно их вырыть где-нибудь в овраге или слепить недостающие три стены из глины с добавлением песка.

— Из самана, то есть?

— Нет, «саман» — это другое, Это глина, смешанная с соломой или сухим, уже отжившим камышом. О самане люди узнали позднее, а первоначально — только хардкор, то есть песок и речной ил.

— А как же потолки?

— Потолки делали из камыша или стволов деревьев, там где они росли, и покрывали травой от дождя. А сверху примазывали все той же смесью песка и ила, чтобы не разметало ветром.

— Я думала: вы произнесете слово «своды».

— Своды были придуманы уже потом, следующими поколениями. Когда люди догадались, что смесь песка с илом можно набивать в формы, получаемые блоки высушивать и строить дома из них. И что выложенная аркой конструкция из блоков со скошенными сторонами выдерживает свой вес, не обрушиваясь вниз. Но самые первые обитатели этой местности о том, конечно, даже не подозревали. Они простодушно лепили свои жилища, подражая береговым ласточкам.

— То есть Шеркала — это самое первое сооружение на Мангыстау?

— Самое первое из многолюдных. И сохранилось оно потому, что уж очень место было удобное. Здесь до сих пор есть вода — ты же сама видела, совсем неподалеку на поверхность по-прежнему выходит родник.

— Угу, даже деревья растут.

— Ну, деревья эти саженые. Однако ведь растут же? И благодаря этому и другим родникам Шеркала оставалась обитаемой даже когда климат начал меняться — жил тут народ на протяжении многих и многих столетий. Людей становилось все больше, и однажды следующее поколение стало возводить свои жилища не рядом, а над пещерой родителей. Внизу вокруг будущей крепости пасся скот, по-прежнему ловилась рыба.

— Я читала, что за это место воевали.

— Воевали. Потому что здесь проходила чуть ли не единственная дорога, где можно было устроить привал, напоить скот и отдохнуть. Кто контролировал Шеркалу — контролировал путь к Каспийскому морю, ставшему на рубеже I–II тысячелетий одной из важнейших трасс «Великого шелкового пути». Там на побережье товары перегружались на суда и шли к дельте Волги, откуда поступали не только на запад, через Хазарию, но и на север, в Булгарию, на Каму и Русь.

— А на Русь-то зачем? У нас же тогда не было ни собственного золота, ни серебра, чтобы все это купить.

— На Руси были мед, воск и пушнина. И самое дорогостоящая по тому времени ценность — железо. Его выплавляли из болотной руды.

— Никогда бы не подумала! То есть я вообще не задумывалась, чем князья могли расплачиваться за восточные товары, и почему денежной единицей на Руси были серебряные слитки. В смысле много их было, этих слитков.

— Угу, некоторые недостаточно умные граждане думают про поставку рабов. Но работорговлей промышляли булгары и хазары, а потом пришедшие им на смену татары. Русские суда физически не могли бы перегонять партии «живого товара» мимо Казани и других контрольных пунктов вроде Сумеркента в дельте Волги. К тому же людей по дороге кормить необходимо было — навар был бы мизерный.

— А почему сейчас Шеркала покинута?

— Потому что в ней отпала нужда. Пришли русские и построили другие опорные пункты, к которым проложили другие дороги. Да и Каспийское море обмелело, и бывшие порты оказались на суше… Спи, девочка, до утра тебя никто здесь не потревожит…

И Кристина заснула, раздираемая двумя противоречивыми чувствами. Ей и нравилось, и не нравилось появление на «ее территории» Анча. Хотя он и был всего лишь галлюцинацией, но привнес в ее нынешнюю жизнь чувство защищенности, по которому она давно и прочно тосковала. Он обращался с ней так, как она всегда хотела — как со взрослой, и для него было абсолютно неважно, красивая она или дурнушка.

Знай Кристина, что Анч не есть продукт ее воспаленного воображения, а наоборот, реальное существо, она бы очень удивилась, обнаружив, что он думает примерно так же как и она. Что ему, НЕЧЕЛОВЕКУ, неожиданно приятно было болтать о том о сём с двуногой самкой, которой не надо объясняться в любви и делать комплименты. Которую не требовалось очаровывать, гипнотизировать, выжимая из нее нужный стиль поведения. Которая принимает его внешность такой, какая дана ему от природы, и ничего при этом от него не пытается заполучить.

Вот почему вместо того, чтобы утром исчезнуть, он дождался Кристининого пробуждения и даже преподнес ей в подарок целый кувшин собственноручно наловленной саранчи.

— Ох! — воскликнула Кристина, увидев его. — Я думала, что больше тебя не увижу!

В ее голосе было нечто им обоим непонятное, вроде смеси печали с разочарованием, приправленных большой дозой удовлетворения.

— Мне уйти? — засмеялся Анч. — Я могу,