Величие империи - Денис Старый

— На Руси что, плотники и мастера по дереву перевелись? — перебил я Петра Ивановича.

— Нужного дерева не хватает. С поставщиками я уже говорил. — Пожал плечами он.

— А вы, Пётр Иванович, — вновь вмешался я. — Если продолжите говорить о проблемах мягко, то не решите ничего. Тут поставщиков либо бить по мошне и не отгружать серебро, либо обратиться к Фролу Ивановичу. Он пошлёт кого-нибудь пристойно поговорить с поставщиками. Фрол найдет, как убедить.

Да, как это ни прискорбно, но приходилось вести бизнес, в том числе, и методами силового воздействия. Все вокруг привыкли к тому, что прописанные сроки поставок — это так, условность не обязательная. Причём та, которую можно нарушать в пользу увеличения сроков, или вообще срывов поставок. Понятно, что логистика так себе, но все же учить порядку нужно.

Важно людям показывать, что это неправильно. А вообще в стране нужна серьёзнейшая и с большими полномочиями Ревизионная служба. Жаль, но такую можно создать лишь только в том случае, если будет достаточное число образованных людей, предпочтительно с экономическим уклоном.

— Что с открытием университетов? Готовы ли корпуса, закуплено ли оборудование? Что происходит? Я вижу, что деньги исправно уходят на строительство, в том числе из Фонда. Вот только я не слышал ни от кого из вас, что в течение этого года мы открываем университеты, — резко сменив тему, я пытался проверить реакцию людей и понять, насколько Пётр Иванович отслеживает дела.

Если вот так раскачивать людей, менять темы, играть эмоциями, можно выяснить: не врут ли они, не вешают ли лапшу на уши, насколько в теме и профессионалы.

— К лету будем открываться, — четко ответил Пётр Иванович Шувалов. — Вопрос нынче не в том, что нет корпусов. Её Великое Высочество выделила под эти нужды в Москве бывший Аптекарский приказ, а в Петербурге — дом Ушакова и Волынского. Рядом с ними строятся другие корпуса, как вы изволили изъясняться. Сложность заключается в том, что у нас нет должного количества профессоров

Петр развёл он руками.

— Господин Ломоносов, есть что сказать по этому поводу? — спросил я. — Посоветуете ли как уговорить иноземцев в большем числе отправиться к нам?

Ломоносов молчал. Он практически жил на Ахтынском заводе, изобретая и совершенствуя то одно, то другое, при этом забросив научную деятельность вовсе. И потому для меня такой Ломоносов был полезнее человека, который годами корпит над одной идеей. Впрочем, я хотел подтолкнуть его и в науке.

Да, если Академия наук. И может быть в Петербурге еще худо-бедно, но составить штат преподавателей можно. Но я не понимал, как это сделать в Москве.

Вот одна из причин, почему я сейчас предоставлю много разных изобретений. Пусть все знают, что в России — самые передовые научные открытия.

— Господа, я, наконец, вынужден вам открыться, — сказал я, делая паузу, начиная доставать из своей папки исписанные листы бумаги.

Нет, я не собирался открываться, что я некий столетний человек из будущего. Боже упаси. Однако у меня был ещё один гештальт перед братом Александром Матвеевичем Норовым. Я хотел прославить его имя. Так почему бы не начать это делать прямо сейчас?

Более того, таким образом я прославлю и Василия Никитича Татищева. Для меня стало удивительным узнать, посредством работы Тайной канцелярии, что этого злодея начинают в некоторой степени идеализировать и выставлять мучеником. Мол, Норов, такой-сякой злодей, взял да изничтожил великого промышленника и начинающего историка.

Так что будем действовать на противовесе. Татищев должен превратиться в своего рода Дантеса, который убил Пушкина, и которого, появись он на уроке русской литературы в любой из школ, своими руками бы растерзала учительница.

— Мой погибший брат, как оказалось, когда я разобрал все его многочисленные бумаги, был человеком… — я перекрестился, придавая своим словам большей грустности. — Он был гениальным человеком от науки.

— Вот, господа, его выкладки, его теории… — я положил бумаги на стол.

На стол рухнули не менее сорока листов исписанных мелким почерком в новой, моей, грамматике.

— Господа, предлагаю оставить наших людей от науки и отправиться обедать. Уверен, что они здесь надолго, им принесут обед сюда. Не будем им мешать. Господин Нартов, вам выбирайте, с кем вы отобедаете, — сказал я.

В это время Ломоносов, бескультурно и грубо толкнув своими могучими плечами Виноградова, первым взял в руки листы. Взял и, как было отчётливо видно по его настроению, выпал из реальности. За его мощной спиной пристроился Виноградов, который выглядывал и щурился, силясь прочитать написанное. Глаза этого молодого, ещё даже не учёного, а так, кандидата стать таковым, расширились.

— Господа, похоже, что я с вами. Признаться, господин Михаил Васильевич Ломоносов в таком состоянии меня всегда пугает. Иные совершают глупости во хмели, а Ломоносов пьянеет от науки, — пошутил Нартов, и мы все с улыбками направились в столовую.

Что же я все-таки предлагал изучить Ломоносову? Так, например, закон сохранения энергии, который он же и должен был вывести, может только позже. Предлагал я и определить массу молекулы, вывести молекулярную теорию, строение атома. В целом, кое-что из физики, кое-что из химии, математики. Тут же обоснование новой метрической системы. Кое-что из начального в электричестве.

Вопрос, конечно, какова цель, вернее цели того, что я сейчас сделал. Я собирался заявить на весь мир, что это русские совершили такие открытия.

Предполагаю, что после подобных заявлений, да ещё и с подкреплением увеличения профессорского оклада в русских университетах, к нам приедет профессура. Для немалого количества физиков и химиков, хотя химия как наука, наверное, и начинается с того, как сделал свои открытия итальянец Авогадро, и пока это ещё алхимия. Такие люди не могут жить, если понимают, что их уже сильно обскакали. Нужно отправляться на передовую, хоть бы и в Россию.

Так что обязательно приедут. Я ещё думаю, что и шведская Академия наук сильно расстроится, когда от неё начнут уезжать птенцы Карла Линнея. Ведь Россия предложит натуралистам изучение Сибири, южных степей, и даже в скором времени Америки, Курил. Ну куда там европейцам толкаться в своей маленькой Европе и делать какие-то великие научные открытия, когда здесь целый мир открывается.

— Господа, не кажется ли вам, что нам пора резко и значительно расширяться? — когда мы молча пережёвывали первое горячее, началась вторая смена блюд, спросил