По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

Всё-таки прав был старина Аль Капоне, подумал он. Добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего, чем просто добрым словом. Хотя, скорее всего ничего подобного Аль Капоне не говорил. Чтобы выдумать такую фразу, нужно быть творческим человеком, художником слова. Аль Капоне же был гангстером. То бишь обычным бандитом. Но какая разница? Мифы истории мы любим не меньше, чем её факты. А иногда и больше.

— Твоя взяла, — произнёс, наконец, капитан Дондыш. Всё это время он не отводил взгляд от пистолета, который сидел в руке Максима как влитой и не дрогнул ни на миллиметр. — Выбираем первый вариант. Ты отдаешь мне пистолет, и мы всё забываем.

— Правильный выбор, — сказал Максим. — Не сомневался в вас, товарищ капитан.

Он опустил пистолет, шагнул к столику, на котором лежало его оружие и сунул в кобуру «вальтер». После этого поставил ТТ на предохранитель и протянул капитану.

— Забыл сказать. Хороший вариант предусматривает возврат оружия мне. А то мало ли.

Капитан криво усмехнулся, осмотрел пистолет и тоже сунул в кобуру. Вернулся за стол, сел. Максим сел на своё место.

— Продолжим, — сказал Дондыш, как ни в чём ни бывало. — Мы остановились на том, как вы угнали немецкий транспортный самолёт Ju 52. Расскажите об это подробнее. И ещё. Что такое штрафбаты?

Упс, прокол, подумал Максим.

— КИР, — мысленно позвал он. — Когда создали штрафбаты?

— В конце июля сорок второго года, — ответил его неизменный и точный советчик. — После появления знаменитого приказа № 227 «Ни шагу назад!».

— Понял, спасибо.

— Это я только что придумал, товарищ капитан государственной безопасности, — сказал он, уверенно и весело глядя в водянистые глаза Дондыша. — Согласитесь, что расстреливать трусов и прочих оступившихся военнослужащих перед строем — не слишком хорошая практика. Лучше отправлять их в специальные подразделения, чтобы смывали вину кровью. Так что дарю идею, авось пригодится.

— Хм, — сказал Дондыш и задумчиво почесал кончик носа. — Запомню, спасибо.

Потом подумал и добавил:

— Странный вы всё-таки человек, товарищ младший лейтенант Свят. Очень странный.

Заночевал Максим тут же, в штабе дивизии. Ему выделили свободную койку в комнате, где спали трое красных командиров из оперативного отдела штаба дивизии: старший лейтенант, капитан и майор.

— Займёте койку начальника, — улыбнулся по этому поводу майор-оперативник. — Подполковника Саломатина. Он в городе ночует. Цените.

— Ценю, — улыбнулся в ответ Максим. — А скажите, товарищ майор, пожрать здесь раздобыть ничего нельзя? А то допросить-то меня допросили, а вот покормить забыли. Или я слишком наглею?

— Нормально, лейтенант, — сказал майор. — Мы всё понимаем. Ну-ка, товарищи командиры, — обратился он к сослуживцам, — соберём на стол, что бог послал. Окажем кавалерийское гостеприимство.

Бог послал товарищам кавалеристам буханку чёрного ржаного хлеба, шмат сала, две луковицы и три банки мясных консервов. Майор кивнул старшему лейтенанту, и тот поставил на стол флягу и четыре гранёных стакана.

Разлили водку.

— Ну что, за победу, — коротко сказал майор.

Сдвинули кружки, выпили, закусили.

Оперативники ели мало, они успели поужинать, а вот Максим наворачивал вовсю. Только сейчас он понял, как проголодался. Сказывалось ещё и то, что при выходе из окружения с едой был большой напряг. Кабанье мясо, конечно, помогло, но его всё равно не хватило.

Разлили по второй.

Майор поднялся.

— За здоровье товарища Сталина, — провозгласил он торжественно.

Максим вспомнил партизанский отряд, Нечипоренко и Сердюка, как сидели в командирской землянке и пили трофейный коньяк. Неожиданно, до сердечной судороги, захотелось увидеть Людмилу. «Господи, — мысленно попросил он, — сделай так, чтобы была жива и здорова».

— Организатора и вдохновителя всех наших побед, — добавил Максим, поднимаясь.

Командиры одобрительно покосились на него.

Сдвинули кружки, выпили, закусили.

Третий тост Максим по лётной традиции предложил за погибших товарищей.

Выпили, не чокаясь.

Максим, убрав в себя, как минимум, половину буханки хлеба, луковицу и полторы банки консервов, ощутил, что наелся. Относительно, конечно, он бы мог ещё, но первый волчий голод утолил, по телу разлилось благодатное тепло и какое-то умиротворение. Эх, ещё бы в баню сходить, подумал он, и совсем хорошо.

Закурили. Предложили Максиму.

— Спасибо, пожалуй, откажусь, — сказал он, выказывая сожаление. — Эдак и снова привыкнуть недолго.

— Снова? — спросил майор. — Бросил, что ли?

— Бросил, — подтвердил Максим.

Только сейчас ему пришла в голову мысль, что Николай Свят, за кого он себя выдаёт, наверняка курил. Это нужно было как-то объяснить.

— Давно? — спросил любознательный майор.

— Могу точную дату назвать. Тринадцатого августа сего года.

— О как. Интересно, что за причина? Или это секрет?

— Никакого секрета, — ответил Максим. — Богу пообещал.

Майор закашлялся, подавившись дымом. Капитан и лейтенант недоумённо переглянулись.

— Как это — богу? — спросил майор.

— Так, Богу, — подтвердил Максим. — Меня три «мессера» зажали. Да так, что ни вздохнуть, ни пёрнуть, извиняюсь за выражение. Думаю, ну всё, вот она и смертушка моя пришла. А помирать-то неохота.

— Кому ж охота, — подтвердил капитан.

— Вот. Вспомнил, что я крещёная душа, мне бабка с дедом об этом рассказывали, родители-то мои рано померли, я их и не помню почти… — Максим сделал вид, что задумался, вспоминая.

Остальные молчали, с интересом ожидая продолжения.

— Потом и дед с бабкой умерли, беспризорничал, в коммуну имени Дзержинского попал. Там школу закончил и в комсомол вступил. Потом лётное, война… Вот в том бою и вспомнил о Боге. Взмолился ему. Господи, попросил, спаси и сохрани мою жизнь! А я за это курить брошу. Обещаю, Господи.

Максим умолк.

— И? — первым не выдержал лейтенант.

— Ну что. Сбил одного фашиста. Он на хвост мне сел, я резко сбросил скорость, он надо мной проскочил, и теперь уже я ему в хвост влепил из всех четырёх пулемётов, — Максим, как это принято у лётчиков, изображал ладонями воздушный бой. Кавалеристы зачарованно следили за его руками.

— Он загорелся, пошёл к земле, но тут меня второй прижал, — продолжал он. — Я хотел уйти «мёртвой петлёй», но там, в верхней точке уже поджидал третий. Он меня и срезал. Машина свалилась в штопор, выпрыгнуть с парашютом я не успевал, да и не хотел.

— Боялся, что в воздухе расстреляют?