По прозвищу Святой. Книга вторая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Благодарю, товарищ генерал-майор, — ответил Максим. — Служу Советскому Союзу. Но лучше знаете что?

— Что?

— Посодействуйте, чтобы я поскорее попал в родной двенадцатый истребительный. Надеюсь, проверку я прошёл, — он покосился на капитана госбезопасности Дондыша.

— Посодействую, — ответил Малеев. — Что не отменяет орден. И медаль «За отвагу»! — расщедрился он. — Проверку ты прошёл, в этом нет ни малейших сомнений. Слушай, а не хочешь к нам в кавалерию, лейтенант? Нам такие отважные и меткие во как нужны, — он провёл ладонью по горлу. — Коня дадим, шашку, эскадрон и звание внеочередное. А? Подумай, казак, — глаза комдива смеялись.

— Спасибо за предложение, товарищ генерал-майор, — улыбнулся в ответ Максим. — В качество ответа, с вашего позволения, процитирую один из указов Петра Первого, в котором было сказано: «Офицерам полков пехотных верхом на лошадях в расположение конных частей являться запрет кладу, ибо они своей гнусной посадкой, как собака на заборе сидя, возбуждают смех в нижних чинах кавалерии, служащий к ущербу офицерской чести».

Кавалеристы засмеялись.

Комдив Малеев сдержал слово. Несмотря на сложную обстановку, он нашёл время отдать необходимый приказ и Максиму выдали новое обмундирование, включающее нижнее бельё, гимнастёрку, синие кавалерийские шаровары, новые портянки, яловые сапоги, шинель и шапку-ушанку.

Свою старую изодранную и окровавленную гимнастёрку он просто выкинул, отпоров с неё предварительно голубые петлицы с одним алым кубарём младшего лейтенанта и пропеллером, а так же шевроны и пришив их на новую гимнастёрку.

Галифе тоже выкинул вместе с сапогами, которые были разбиты в хлам.

После чего, отфыркиваясь, помылся под колонкой холодной водой, вытерся казённым полотенцем, побрился, переоделся в новое и чистое, затянулся ремнями и почувствовал себя человеком.

Шинель и шапку-ушанку надевать не стал — было ещё не очень холодно. Натянул на голову пехотную фуражку, которую ему выдали в 42-й стрелковой дивизии, посмотрел в ростовое зеркало, уцелевшее в вестибюле штаба и остался доволен. Да, одет не по форме (петлицы лётчика, шаровары кавалериста, малиновый околыш фуражки пехотинца), но в остальном — орёл. Ничего, прибудет на место — переоденется. А добраться до места расположения, уже ставшего родным двенадцатого истребительного полка он намеревался во что бы то ни стало.

Вечером, перед строем штабных командиров и солдат, комдив Малеев торжественно вручил Максиму обещанный орден Красного Знамени и медаль «За отвагу», в очередной раз отметив беспримерную храбрость и умение стрелять младшего лейтенанта Николая Свята.

Сразу после этого, наскоро обмыв награды со знакомыми командирами-оперативниками и самим комдивом, Максим отправился в медсанбат дивизии навестить командарма Потапова и комиссара Михеева.

Через два часа, в ночь, на попутной машине ему предстояло ехать в Харьков. Почему туда? Ещё днём комдив Малеев нашёл время дозвониться до штаба Юго-Западного фронта и получить ценную информацию о том, что двенадцатый истребительный полк находится сейчас в городе Ростове-на-Дону.

— Выведен в тыл на доукомплектование и переучивание, — сообщил он, положив трубку. — На базе одиннадцатого запасного истребительного полка. На какие самолёты не знаю, врать не буду. Так что тебе туда, лейтенант. Проездные документы я тебе выдам. Эх, даже завидно. Поклонись там от нас Дону-батюшке, соскучился я по нему. Сам-то я из Большой Мартыновки, там у нас речка Сал, в Дон впадает. Родные места… — его глаза чуть затуманились от воспоминаний.

— Поклонюсь, товарищ генерал-майор, — сказал Максим. — Обязательно поклонюсь.

Медсанбат дивизии располагался в одноэтажном здании бывшей школы, в полукилометре от штаба. Повезло, недавняя бомбёжка его не затронула.

Максима поначалу пускать к раненым не хотели, но он настоял, и его провели в палату, переоборудованную из учебного класса. Судя по портретам классиков, до сих пор висящих на стенах, класс был литературы и русского языка. Даже школьная доска сохранилась, на которой мелом чьим-то аккуратным круглым почерком было выведено бессмертное четверостишие Тютчева:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Комиссар Михеев не спал, сразу же узнал Максима, как только тот вошёл в палату:

— Сюда, Коля!

Они пожали друг другу руки, Максим присел на табуретку.

— Ну, здравствуй, — по лицу комиссара госбезопасности третьего ранга было видно, что он рад встрече. — Вижу, жив-здоров и даже с наградами. Красное Знамя и «За отвагу!». Поздравляю!

— Спасибо.

— Давай, рассказывай, — потребовал Михеев.

Максим вкратце пересказал недавние события, не забыв упомянуть капитана госбезопасности Дондыша.

— Дондыш, Дондыш… — повторил Михеев. — Нет, не помню. Ладно, как только выберусь отсюда, наведу справки. На всякий случай. Таких людей из-под контроля лучше не выпускать. Но два «юнкерса» из винтовки… — он восхищённо покачал головой. — За это не Красное Знамя, за это Героя положено давать! Выйду — разберусь, обещаю.

— Не стоит, Миша, — сказал Максим. — Не за награды воюю. Лучше скажи, что с Потаповым?

— Прооперировали, будет жить. Его в армейский госпиталь увезли, в Харьков. Врачи сказали — это чудо, что он выжил. Я не стал рассказывать, что у чуда этого есть имя, — комиссар подмигнул. — Вот что, Коля, хорошо, что ты зашёл. Разговор у меня к тебе есть. Пока предварительный, а там, если повезёт, и серьёзный.

— Слушаю тебя.

— Ты необычный человек, Коля. Таких, как ты — один на тысячу. Да что там, на десять тысяч. Поэтому у меня на тебя большие планы. Ты же фашиста хочешь и дальше бить?

— Бил, бью и собираюсь бить.

— Вот и бей. Езжай в Ростов-на-Дону, переучивайся на новый самолёт, служи, летай, сбивай гадов, но будь готов, что я тебя выдерну с лётной работы.

— Не спросив моего согласия? — прищурился Максим.

— Но ты же будешь согласен, верно? — Михеев улыбнулся, подмигнул и добавил уже совершенно серьёзно. — Родина не спрашивает согласия, Родина приказывает. Вам всё понятно, товарищ младший лейтенант?

— Так точно, товарищ комиссар госбезопасности третьего ранга, — точно так же серьёзно ответил Максим. — А когда это примерно может случиться?

— Как только, так сразу, — ответил Михеев. — Не торопи события, Коля,

со временем всё узнаешь.

Глава двадцать четвертая

Перед расставанием Максим рассказал Михееву об идее штрафбатов.

— Интересно, — произнёс комиссар.