Железный лев. Том 4. Путь силы - Михаил Алексеевич Ланцов

В мониторы стали время от времени попадать ядра и бомбы. Рикошетом улетавшие в сторону. А некоторые бомбы так и вообще — раскалывались. Казалось, что по какой-то причине в фокусе неприятеля находился именно авангард. Выглядело это всё до крайности странно. Всё, кто мог — били по Льву.

— Открыть огонь. — наконец, скомандовал Лазарев, с болью смотря на то, что творится с авангардом.

И давно заряженные орудия ударили.

Канониры ждали лишь отмашки. И цели выбрали. И навелись. И сопровождали. Так что сумели разом накрыть и разворотить излишне близко подошедший парохода-фрегат.

На остальных броненосцах тоже стали стрелять — кто куда считал нужным.

Толстой же молчал.

Но Лазарев его не осуждал. Под таким обстрелом открытие бойниц было сродни самоубийству. Как ещё броня держит такой обстрел?

И тут авангард отвернул — прямо на противника. Резко и решительно заложив крутой вираж.

— Что⁈ — не понял командир «Парижа». — Что происходит?

— Неужели ему руль повредило? — спросил старпом, прикладываясь к зрительной трубе.

В этот момент в рубку что-то прилетело и её тряхнуло.

Аж звон в ушах пошёл. Видимо, бомба взорвалась невдалеке совсем, а может, и на броне.

— Что там? — спросил Лазарев, всё ещё потрясая головой.

— Он отвернул и держит ровно курс. Это точно не руль.

— Что⁈ Куда он идёт⁈

— В самую гущу неприятеля. Я… я не понимаю. Он сдаться, что ли, хочет? — ошалел старпом.

— Лев⁈ Вы ума лишились⁈ — рявкнул адмирал.

— Но что он задумал? — осторожно спросил командир «Парижа».

— Дай сюда, — вырвал зрительную трубу у старпома, адмирал сам к ней прильнул.

Оба монитора отвернув на противника и стремительно сокращали дистанцию. Судя по всему, выжимая из машин максимум.

Огонь по ним усилился.

Попытались.

А вот эффективность этого действа резко упала.

Быстрое изменение дистанции на не самых настильных пушках привело к резкому росту перелётов и недолётов. По идее корабли в такой ситуации должны створиться, что крайне опасно. Однако там, под Севастополем Лев и отрабатывал такие манёвры. Так что сейчас ведомый мателот встал не в кильватер, а чуть в сторону — этаким уступом. После чего начал с флагманом авангарда маневрировать в противофазе, то сходясь курсами, то расходясь.

Как итог — резкое снижение попаданий.

Кардинальное.

Раз в десять или даже больше. Да и те — больше по касательной.

Лазарев же смотрел на манёвр Толстого и не мог понять задумку.

Зачем? Зачем он это всё делал?

В чём идея этого несогласованного поступка? Считай выходки и самоуправства.

— Михаил Петрович, — произнёс командир «Парижа», — а там это не «Дюк Веллингтон[2]»?

— Где это «там»?

— Прямо по курсу кораблей Толстого.

— А ведь верно. Да. Это британский флагман. И Лев прёт прямо на него.

— Смотрите. Тот же отворачивает! — выкрикнул старпом. — Пытается уклониться от сближения.

— Глядите! И строй рассыпается!

Лев тем временем шёл вперёд.

— Затихло, — настороженно произнёс командир головного монитора, прислушиваясь.

— Мы, видимо, вышли из сектора обстрела многих кораблей. Да. Точно. Так и есть. Видите? Они линию начали ломать, отворачивая.

— Вижу.

— Открыть носовые бойницы. По флагману. Огонь.

Секунд через двадцать жахнуло.

И метров с двухсот залетело прямо в корму. Он уже достаточно отвернул, стараясь уклонится от боя с броненосцами. Вот и подставил мягкую попку для дружеского шлепка. А тут такое насилие!

Тридцать секунд.

И новый залп носовым казематом. Туда же. Два разрыва тяжёлых восьмидюймовых снарядов. И третий! Это крюйт-камеру зацепило.

Жахнуло так, что аж подбросило грузное тело корабля!

Не жилец.

Лев же, оглядевшись, дал отмашку долбить из всех стволов.

— Топи их всех! — радостно он гаркнул.

И понеслась!

Парусники-то отвернули как есть, превратив линию в строй фронта. Из-за чего по мониторам могло стрелять максимум два корабля. Что уже сильно легче и проще…

— Как хорёк в курятнике, — оскалился Лазарев, наблюдая за происходящим.

— Столпотворение! — схватился за голову командир корабля. — Боже! Это же хаос! Настоящий хаос!

— Болваны! — воскликнул Лазарев в сердцах. — Это же Фидониси! Битва при острове Фидониси! По новой!

— Командуя авангардом, бригадир Ушаков поставил турецкий флагман в два огня и сломал строй неприятельской эскадре. Через что обратил её в бегство. — доложился старпом.

— Точно! — подтвердил Михаил Петрович.

— Он не ставил флагман в два огня, — резонно заметил командир.

— Не ставил. Но это был именно удар в голову! Как у Ушакова! И именно атака на флагмана им весь строй им и сломала. Смотрите же! Они совершенно расстроились. Вон! Вон! Видите! Там! Столкновение! Француз же, я правильно вижу, навалился на англичанина.

— Так и есть.

— И огонь ослаб…

Полчаса спустя, к двум лежащим в дрейфе мониторам подошёл русский флагман.

— Ну, Лев Николаевич! Удивили!

— Служу России! — козырнул уставший и чумазый граф.

— Вид у вас, конечно, изрядный… Сильно избиты?

— У трети броневых плит крепление частью сбило. Несколько плит вывернуло и вырвали с мясом на короткой дистанции. Три пробоины. Повреждён один котёл. Но корпус как будто цел. Затоплений нет.

— До Севастополя дотянете?

— Должны, но не уверен.

— А второй?

— Вал повреждён ядром.

— По личному составу как?

— Двадцать убитыми и сорок девять раненых. На оба корабля.

Лазарев устало взглянул в сторону бегущего флота противника. Надо бы за ними отправиться. Но…

— Сейчас мы канат для буксировки кинем. Принимайте.

— А битва? — удивился Лев.

— Какая битва? Выиграна уже. Да и не догнать их. Они же на ветер встали, а мы и дюжину узлом из своих не выжмем. Хм. И десятка. Не догнать.

Адмирал лукавил.

У бегущих хватало подранков. Но спасение мониторов в текущей ситуации выглядело куда более приоритетной задачей. Очень уж они отличились…

[1] Здесь и далее автор эти маленькие броненосцы будет называть казематными мониторами или просто мониторами, чтобы от больших броненосцев, тоже казематных, только с центральной батареей.

[2] Речь идёт о 131-пушечном HMS Duke of Wellington, вошедшим в строй в 1852 году. Который считался самым сильным парусным линейным кораблём Великобритании.

Часть 3

Глава 7

1853, август, 12. Вена

Франц-Иосиф взял с подноса свежую газету — новенькую Pester Lloyd[1]. С удивлением обратил внимания на заголовки.

Хмыкнул.

И углубился в чтение интервью.

Низкого и подлого жанра, как считали в Европе, но русские и в первую очередь этот граф, очень его полюбили последние годы. Более того, у него редкое интервью не заканчивалось скандалом.

Это ценно.

Это вкусно.

Это кайзер любил…

— Лев Николаевич, мне сказали,