Наследник. Тайны рода. Том 2 - Мэт Купцов

Северный ветер, моросит дождь, дома цвета старого крема. Вокзал остается за спиной, я иду пешком. Без плана. В голове только фамилия — Линнемяэ. И университет, где он якобы преподаёт. Георгий Львович называл кафедру — архивоведение. Значит, гуманитарный корпус. Значит, старая часть города.

Так и иду по наитию.

Университет снаружи как музей — лепнина, чугунная решётка, внутри запах старой бумаги. Вахтёрша строгая, на столе кипит чайник. Я показываю пропуск из московского вуза — подделан неплохо.

— Мне нужен профессор Линнемяэ.

— Он не принимает.

— Я из делегации. У нас договорённость.

— Подождите.

Она звонит. Ждёт. Потом кладёт трубку.

— Сказал, если хотите — приходите в библиотеку. Он там сегодня.

Библиотека — как все библиотеки — запах картона, приглушённый свет, тишина, от которой уши закладывает.

Профессор Линнемяэ сидит в читальном зале. Невысокий, сухой, в очках. Лет шестьдесят, но бодрый. На столе бумаги, карандаш, чашка кофе.

Смотрит на меня — спокойно. Сразу понимает, кто я.

Но молчит.

— Добрый день. Я…

— Из Москвы.

— Да. Вы знали графа Алексея Гаврилова?

Он кивает.

— Есть сведения, что у графа Гаврилова после смерти остались долги — 10 миллионов рублей, — говорю я, чтобы обозначить тему, которая меняинтересует.

— Архив — странная вещь. Люди думают, что это про прошлое. А на самом деле — про власть. Кто держит документы, тот решает, что было. Вы хотите знать, кому он был должен? — спрашивает напрямую.

— Да.

Он достаёт из папки лист. Фотокопия. Старый акт, 1753 год.

— Это не кредит. Это соглашение. Неофициальное. Несколько фамилий. Одна организация — тогда называлась «Черные кресты». На самом деле — теневая структура, собиравшая деньги для «нужд победителей». Потом они стали большими людьми.

— Вы хотите сказать, граф брал деньги?

— Брал. Но не для себя. А чтобы вытащить друга из тюрьмы. Друг потом стал большим статусным чином в одном крупном ведомстве. Гаврилов думал, что его простят. Не простили. Потому что он стал напоминанием. Живым упрёком. Сам этот товарищ, которого он спас, начал преследовать его.

— Но при чем тут дочь — Мария?

— Наследство. И — рычаг. Если она исчезнет — исчезнет последняя связь с делом. Архивные копии были у Гаврилова. Возможно, она знает, где они. А может, и нет. Её просто убрали заранее. На всякий случай.

Чувствую, как сжимаются кулаки.

— Вы можете дать мне имена?

Он смотрит долго.

— Не здесь. Есть комната в подвале. Старый архив. Там нет камер. Спустимся — покажу.

Спускаемся по узкой лестнице. Свет меркнет, ступени скрипят.

Он достаёт ключ. Открывает тяжёлую дверь.

Запах — как в подвале старого музея — пыль, сырость, плесень на бумаге.

Он достаёт старую папку.

— Вот. Фотографии, выписки. Имена, даты. Счета.

Я щёлкаю портативным фотоаппаратом — на случай, если не выйду отсюда или кто-то попробует у меня отобрать ценные улики.

Неожиданно наверху послышались тяжелые шаги. Трое или четверо.

Линнемяэ замирает.

— Мы не одни.

Я гашу свет. Он ведёт меня через чёрный ход, по коридору — в узкую дверь, за шкафами.

Мы выскакиваем на улицу. Рядом переулок. Он резко поворачивает.

— Уезжайте. Вас отслеживают. Я — уже давно под наблюдением. То, что я дал, — это всё, что могу.

— А вы?

Улыбается устало.

— Я жил в архивах. Там и останусь. А вы — живите. Пока дают.

Он исчезает за углом. Я стою, держу папку под курткой.

Снег тает на рукавах.

Машины медленно едут мимо.

Кажется, я вижу то же такси, что меня преследовало при отъезде. Только теперь с другими номерами. Но с тем же водителем.

Значит, они везде.

Значит, у меня мало времени.

Но я теперь я знаю, кого искать. И где…

Глава 32

Возвращаюсь на «Авроре» — на ночном поезде. Лежу на верхней полке в купе, сон рванный, надеюсь, что во сне придут видения. Они приходят, мелькают как в калейдоскопе, ни никак не складываются в один четкий рисунок. Не хватает пазлов.

Под утро проводница приносит чёрный чай в гранёном стакане.

Я не делаю никаких лишних движений. Никаких звонков. Папку разделил — половину вшил в подкладку, остальное отправил себе на «до востребования» в другом городе. Мало ли.

На Киевском вокзале — всё как обычно. Газетчики, городовые с форменным лицом, запах пирожков.

Но за мной идут. Чувствую. Двое. Молодые. В одинаковых серых пальто и высоких ботинках. Их лица мелькают в толпе. Стоит мне оглянуться, как они просто встают, как вкопанные или отворачиваются, будто видят что-то более интересное, чем объект их слежки.

Делаю трюк — и выныриваю не на ту улицу, что надо. Сразу сажусь в первое попавшееся такси. Через пять минут я — в районе Таганки.

Адрес у меня с собой. Старый блокнот. Фамилия — Березин. Бывший работник Палаты Юстиции. Говорили — попал под раздачу. Слишком много копал. А теперь — вроде бы живет тихо в коммуналке.

Оглядываюсь по сторонам. А вот и он.

Дом — кирпичный, четыре этажа, подъезд пахнет керосином и пылью. Дверь на третьем этаже — облупленная.

Я стучу.

Открывает — мужчина лет шестидесяти. Волос мало. Глаза — как у больного и уставшего, но не глупого.

— Кто вы?

— Друг одного человека. Он сказал, что вы в курсе о графе Алексее Гаврилове.

Березин долго смотрит, решая, стоит ли продолжать со мной беседу.

Терпеливо жду.

— Проходи.

Кухня как кухня — алюминиевая кастрюля, чайник, радио шипит.

— Барон Демид Архипов, — представляюсь я. — Меня интересует кредиторы графа Гаврилова. Они похитили его дочь Марию Гаврилову. Я ее друг.

Березин задумчиво сделал глоток горячего чая, обмакнув в него сахарок.

— Я знал графа Алексея Гаврилова по молодости.

— А потом?

— А потом пришли «они». Сказали — убрать. Он опасен. Он знал слишком много про «Черные кресты».

— Но они его не тронули. Зато тронули дочь.

Выкладываю на стол один из листов из архива Линнемяэ.

Он не берёт в руки. Только смотрит. Потом медленно говорит.

— Значит, ты хочешь доиграть партию, в которой он сгорел?

— Я хочу знать, где они прячут Марию.

Березин молчит.

— Кто эти люди, что похитили ее? — упрямо спрашиваю я.

Он впервые смотрит прямо мне в глаза.

— Хочешь имя?

— Да.

— А тебе