Меченый. Том 4. Точка кипения - Андрей Николаевич Савинков

Но самое смешное даже не то, что заговорщики проявили медлительность — тут что странного, поди, революцию никому из них делать на практике не приходилось — а фигура нового генсека. Новым генсеком планировали поставить — вот уж умора — Ельцина. ЕБН, как оказалось, словил обиду, что за два года он от секретаря ЦК по строительству так и не поднялся выше к заветному членству в Политбюро, и примкнул к заговорщикам.

Те, надо признать, проявили недюжинное благоразумие и согласились, что Генсеком нужно ставить русского. Потому что назначение кого-то из тройки Кунаев-Щербицкий-Алиев не поймут в партии, да и просто отдавать очевидное первенство в этом «триумвирате» кому-то одному явно не хотелось. А Ельцин пока своей команды не имел, выглядел достаточно безопасным пьяницей и в целом управляемым персонажем. Трёхпалый, в свою очередь, обещал на посту генсека свернуть мои дискриминационные по отношению к окраинам реформы и вернуть отобранные у них привилегии. Вот бы для них неприятный сюрприз, когда Ельцин, придя к власти, быстро бы кинул покровителей, — рупь за сто даю, так и было бы.

Зазвонил телефон, заставив меня дёрнуться. Честно говоря, ничего хорошего я уже от входящих новостей не ждал.

— Горбачёв.

— Товарищ Горбачёв, добрый вечер. Это Вайно. У нас тут ЧП, — в голосе первого секретаря Эстонии было слышно напряжение. Я махнул рукой Жириновскому, тот всё правильно понял, положил документы на стол и быстро вышел из кабинета.

(Вайно К. Г.)

— Что случилось?

— Люди на площадь вышли. Против передачи Нарвы с районом в РСФСР.

— В Нарве вышли?

— Нет, здесь, в Таллине, — Вайно явно удивился этому вопросу. Самое смешное что сам персек нациком не был, скорее наоборот, для него вся эта движуха была очевидно лишь инструментом в борьбе за власть. Ну или за спасение, вероятно, он не мог не понимать, что его имя рано или поздно всплывет в связи с заговорщиками.

— Так какая жителям Таллина к чёрту разница? Почему их так волнует принадлежность Нарвского района? Это что для вас там прямо сейчас такая уж важная тема?

О том, что руководство Эстонской ССР готовит народный протест, я знал. Ну, как бы, для того вопрос принадлежности Нарвы и поднимался в публичной плоскости, чтобы заставить отдельных товарищей, которые нам не товарищи, проявить себя, выползти из своих норок на свет и позволить себя идентифицировать.

Более того, мне было известно, что сам Вайно эти самые протесты если не готовит лично, то всё как минимум делалось с его ведома. Более того, уже арестованный и начавший давать показания Щербицкий однозначно указал на то, что Вайно предполагалось ввести в Политбюро. Команду на арест эстонского главы я ещё не отдавал — конечно же его при этом плотно вели и аккуратно слушали, — желая сначала расплеваться с бунтом в Казахстане, поэтому, видимо, Карл Генрихович решил продолжить свою партию. Скорее всего, посчитал, что на фоне остального мне будет проще пойти ему на уступки, чем получить ещё один взрыв уже в европейской части страны.

— Сложно сказать, товарищ генеральный секретарь. Люди возбуждены всеми событиями и считают, что с ними поступают несправедливо, — в голосе эстонца явно была слышна неуверенность. — Там не только принадлежность Нарвского района, ещё вопрос добычи фосфатов.

— Каких ещё фосфатов? — Вот это было для меня совсем неожиданной новостью.

— У нас в районе Раквере большое месторождение, на этот год по плану добыча должна начаться. Это не секрет, об этом и в газетах писали, и по телевидению говорилось. Большое дело, вопрос продовольственной безопасности, — термин Вайно явно меня подрезал, вроде бы в эти времена так никто не говорил. — Все экспертизы пройдены были, положительное решение принято.

— И что? — В моём голосе отчётливо послышалось раздражение.

— Люди вышли с плакатами о защите экологии. Говорят, что не позволят уничтожать эстонскую природу. Что лучше без хлеба сидеть, чем гробить окружающую среду.

— Нет времени разбираться с вашими придурками. Принимай решение самостоятельно. Я попрошу Евгения Максимовича направить в Таллин группу усиления; если это просто ваши местные дурачки чудат, то пусть. Нужно их просто пересчитать на будущее. Если они начнут бузить — применяйте силу, нам ещё одной Алма-Аты не нужно. В общем, разбирайтесь по своему разумению, — я помолчал немного и добавил. — Но если кто-то у вас там думает, что правительство СССР можно продавить вот такими протестами, то сильно ошибается.

Прекрасный приказ разбираться с проблемой самостоятельно. Всегда можно исполнителя назначить крайним: ничего не делал — выпустил ситуацию из рук, допустил непотребство; поднял милицию и разогнал всех к чёртям — поддался на провокации, проявил несдержанность. Очевидно, готовя протесты, чухонцы рассчитывали на максимально жёсткую реакцию Москвы, чтобы потом иметь возможность оседлать волну недовольства, но что делать, если тяжесть решения будет переложена на их собственные плечи, явно не продумали.

И да, наконец — пару дней на перелеты был наложен тихий «бан», просто на всякий случай, чтобы еще кто-нибудь не взорвался случайно в воздухе — прилетел из Румынии Примаков. Стало резко легче, появился ещё один человек, на которого я мог положиться. Вот только очевидно уже было, что не тянет Евгений Максимович всё КГБ, не тянет. Надо будет проводить разделение, выделять из него ПГУ, создавать отдельную СВР, и вот это как раз будет идеальное место для Примакова. Он всё же не кадровый чекист, больше на внешнюю деятельность заточен, а значит, на КГБ придётся искать кого-то другого. Признавать ошибки неприятно, но порой необходимо, ничего тут не сделаешь.

В общем, эти три дня получились очень тяжелыми, как физически, так и морально. Я уже, если честно, хотел напиться, чтобы наконец заснуть и выспаться без прокручивания эпизодов той ночи вновь и вновь, но вечером второго числа в Москву прилетела Диана, и мне как-то сразу стало легче.

— Я не смогу взять тебя на похороны. И вообще не смогу появляться с тобой на публике в ближайшие… Полгода. — Бутылка вина, приятная беседа, хороший секс, восемь часов сна. Утром третьего марта я наконец проснулся без чувства, как будто меня всю ночь пинали ногами.

С поломанными рёбрами моя подвижность в постели оказалась прилично так ограничена, однако путём осторожных экспериментов мы всё же смогли