Меченый. Том 4. Точка кипения - Андрей Николаевич Савинков

— Вот уж поверь, — женщина подперла голову рукой, — похороны твоей бывшей — это мероприятие, которое я пропущу без всякого сожаления. Но мне приятно, что ты всерьёз рассматриваешь наши… Кхм… Отношения на дистанции в полгода и дальше. Это вдохновляет.

Простыня, которой укрывалась Диана, во время её короткого монолога немного сползла, открывая вид на приятно округлую, как для сорокалетней женщины, грудь. Я, повинуясь самому естественному порыву, протянул руку и взял оголённую грудь в ладонь; Диана только хмыкнула, но протестовать не стала.

— Чем собираешься заниматься? Прости, но боюсь, в ближайшие пару недель я уделять тебе внимания не смогу.

— Понимаю, завертелось у вас тут, конечно…

Западные СМИ, конечно же, не преминули раздуть историю о попытке смены власти в СССР в настоящую драму. Её неотъемлемой частью естественным образом были рассказы про массовые убийства и потом ещё более массовые посадки. Это при том, что в течение той самой ночи — если считать самолёт адмирала Чернавина, тоже ещё головная боль, нового министра обороны искать — погибло всего полсотни человек. Вон в США за время двухмесячной забастовки дальнобойщиков погибло и то больше, и что-то никто из этого трагедии не делал.

Ну а прямо сейчас все с упоением вещали про «город свободы» Алма-Ату, который сумел найти в себе силы и сбросить советское иго, повернувшись лицом к свободе и демократии. Уровень лицемерия зашкаливал, хотя чему удивляться, когда в международной политике было иначе?

— Я сегодня вечером лечу в Казахстан, буду на месте разбираться с ситуацией, — в Алма-Ате уже второй день десантники наконец вошли в город и сходу оттеснили бунтовщиков к центру. Набранные по деревням мамбеты, пару дней подряд чувствовавшие себя королями жизни, творившие всякую дичь, убившие — почему-то преимущественно русских, хотя там, ради справедливости, и разборок между собственными жузами хватало с головой — насиловавшие, грабившие и развлекавшиеся как только можно, неожиданно выяснили, что стыренный в отделении милиции АКСУ с двумя рожками против полноценной десантной бригады со средствами усиления — плохой аргумент. Ну, то есть вообще не аргумент.

К третьему марта бунтовщики продолжали удерживать за собой фактически только пару кварталов, отгородившись «баррикадами» и обложившись кострами. Откуда-то взялись голубые флаги с желтыми солнцами в центре, громкоговорители и весь остальной положенный в таких случаях инвентарь. Где-то я все это уже видел в будущем. Пока ублюдкам дали сутки на то, чтобы сложить оружие и сдаться, фактически от штурма прямо здесь и сейчас нас удерживало только информация о наличии у них заложников. Спецы попросили дать им время, чтобы хорошенько разведать обстановку и все подготоваить, ну и я не видел причин торопить события. Нанести больший вред чем уже есть, мамбеты явно не смогут. Ну сожгут в итоге Алма-Атинский Дом Правительства, ну и хрен с ним, еще один построим.

— У меня есть чем заняться в Союзе, — Диана привстала, откинулась на спину и продолжила мысль, глядя в потолок. — Боже, сказал бы мне ещё полгода назад, что я буду летать в СССР раз в два месяца и мне каждый раз будет чем заняться — я бы не поверила. В Иваново поеду, там закончили первую партию моей новой летней коллекции этого года. Нужно посмотреть, всё проверить.

— Ну, ты давай, с ними строже. Чтоб знали, как это — работать на частника, — хмыкнул я. — Покажи им звериный оскал капитализма.

Перевести отечественные идиомы на английский 100% адекватно у меня, если честно, вот так сходу выходило далеко не всегда, но в целом Диана меня более-менее понимала.

Забавно, я думал, что наши социалистические товарищи будут против такого «прямого» взаимодействия заказчика с Запада с нашими фабриками. Ну, то есть, если вдуматься, выглядеть оно должно действительно несколько сомнительно. Приехал такой буржуй — и пофиг, что это женщина красивая — с пачкой денег, сделал заказ, ходит, смотрит, «над душой» стоит, «рабочих погоняет», контролирует всё — разве для того в 17-м году деды наши революцию делали?

Но нет, все отнеслись с каким-то поразительным спокойствием, наоборот, даже с некой радостью: работники фабрики водили Диану по производству, показывали всё, что она просила, и вообще, кажется, готовы были молиться на дизайнера из-за границы. Поразительная склонность наших людей испытывать пиетет перед «интуристами», откуда что берётся — непонятно.

Так или иначе, ещё в январе, когда Диана прилетала прошлый раз, работники ивановской фабрики сдали ей весь объём «весенней коллекции». А поскольку качеством француженка оказалась в целом удовлетворена — как она тогда сказала, у них тоже далеко не всегда идеально шьют, нужно всё перепроверять — поэтому договор продлили ещё на сезон под пошив уже летней коллекции. Теперь, если ничего нигде не навернётся случайно, курсировать моей женщине между Парижем и Москвой придётся регулярно. Ну и я, конечно же, этому был рад, чего уж скрывать.

В общем, времени на медовый месяц у нас просто не было; уже утром следующего дня я прыгнул в самолёт и вылетел на восток. Поскольку аэропорт Алма-Аты был закрыт — а для борта № 1 он был, можно сказать, закрыт дважды — летели в Николаевку. Это большая база ВВС, оснащённая полосой 1-го класса, чуть севернее города. В пятидесяти километрах, если быть точным.

И вот на подлёте туда оказалось, что над полосой разверзлись хляби небесные и началась поздняя весенняя — впрочем, о приходе весны в этих местах ещё никто особо не знал, что делать, резко-континентальный климат — снежная буря. Всё, как мы любим: ветер порывами, видимость сто метров, а полоса покрыта 10-сантиметровым слоем снега.

Ил-62 прилично потряхивало на снижении, и с первого раза зайти на посадку у пилотов не вышло. В какой-то момент — видимость по ту сторону иллюминатора отсутствовала как класс, всё было затянуто «молоком» — двигатели взревели, переходя во взлётный режим, и мы вновь устремились вверх.

— Товарищ Горбачёв, — ко мне, выведя из задумчивости, подошла бортпроводница. — Командир просил передать, что с заходом на посадку есть трудности. Он спрашивает, что делать? Всё равно сажать самолёт или уходить на запасной.

И что-то именно этот невинный, в общем-то, вопрос — уж точно не девушка, к летному делу вообще никакого отношения не имевшая, тут была виновата — пробил дыру в моей невозмутимости. Больше трех дней я держал всё в себе, а тут… В общем, не сдержался.