Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

Громыхнуло. Ливень усилился, и спортсмены отбежали от столовой, столпились под козырьком у административного корпуса. Яртышников высматривал своих:

– Письменова, Холмов, Беспалов, Мишаевы… где Ребрикова?

– В палате лежит, плохо ей! – крикнул кто-то из мальчишек.

– Тина, где Веснова с Пролетовой?

Вдруг без всяких объяснений он понял, что женщина, которая всё ещё кричала около столовой, была Майкиной мамой.

Мишаева-старшая выглядела растерянно:

– Не знаю, Василий Викторович! Веснову я с утра не видела, а Пролетова только что здесь была! – Её слова заглушил раскат близкого грома.

5

Смутно, как с той стороны, Марта услышала, что кто-то выкрикивает её имя. Она сделала усилие и прислушалась: не показалось ли?

– Марта! – кричали издалека снова и снова.

Рыжая, уже лежавшая на земле, медленно поднялась на ноги и начала крутить головой. Вскоре обе они смотрели в одну сторону – на дальнюю оконечность Медведя, туда, где виднелся его хвост. Голос нёсся оттуда. Марта почувствовала, как земля вздрагивает от тяжёлой поступи.

– Кто-то зовёт тебя, – тихо сказал Цабран, который еле стоял на ногах.

– Это Ахвал, – ответила Марта, вглядываясь, – это Агарес.

Первое, что она увидела, была серо-зелёная лапа с чёрными треугольниками когтей, которые впивались в землю при каждом шаге. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Тимсахом. Его вертикальные зрачки казались тонкими разрезами на радужной оболочке, и из разрезов этих, как кровь из раны, хлестала ярость.

Верхом на аллигаторе, с ястребом на плече, сидел старик.

– Ваши имена! – крикнул он. – Это три весенних месяца! Попробуйте соединить руки!

Балам метнул на старика встревоженный взгляд, и Марте показалось, что она увидела в нём страх. Но читать ифрит не перестал: заклинание нельзя прерывать.

Молния ударила где-то совсем близко, за ней последовал оглушительный раскат грома.

Агарес спрыгнул с крокодила.

– Җир тетрәү, җир салкыну![58] – выкрикнул старик, и Земля вздрогнула, будто была огромным животным, пытающимся скинуть насекомых со своей спины.

Балам, не переставя трескуче читать заклинание, бросился на Агареса.

– Соберитесь, – прошептала Марта, – протяните руки.

Они приблизили правые ладони.

– Нет, нет, надо наложить, – Майя вдруг что-то сообразила, – чтобы не пальцы, а только ладони соприкасались.

Ладонь Цабрана оказалась стык в стык с Мартиной, а Рыжая, немного подумав, положила свою, не обожжённую, им на пальцы, так, чтобы её линии были продолжением линий Цабрана.

– Не шевелитесь! Всё верно, верно…

Линии задвигались, собираясь в знак. Знак походил на римскую цифру два, только верхняя и нижняя чёрточки были выгнуты, как полумесяцы. Он засветился бледно-зелёным светом. Они почувствовали, как из земли, наполняя их от ступней до макушек, идёт сила.

И уходит в воронки.

6

Яртышников хотел что-то сказать, но тут тряхнуло первый раз.

– Все с крыльца! – Вырин бросился к административному корпусу, но было поздно: земля сотряслась ещё раз, намного сильнее.

Бетонный навес, под который набились дети, обрушился на них, как размокшее от воды печенье. Тинку ударило по голове так, что она упала на колени, сразу почувствовав, что разбила оба.

– Лиза! – заорала она, но грохот, крик и треск вокруг стояли такие, что она не слышала себя. В рот быстро забилась пыль, и Тина, опустив голову, начала её сплёвывать. Она почти ничего не видела, лишь чувствовала: вокруг копошатся, толкаются, пытаются выбраться.

Она плюнула на руки и протёрла глаза. Мощные колонны крыльца задержали падение крыши, которая раскололась на несколько частей. Сама Тинка сидела под своеобразной бетонной горкой, которую с одной стороны подпирал полуразрушенный каркас колонны. Она осталась одна. Землю всё ещё трясло, надо было выбираться: плита могла упасть и накрыть её в любой момент. Подтягивая одну ногу за другой, она поползла на пыльный просвет, в котором косил дождь, наливая под бетон лужу с грязной по краям пеной.

Стало темно: щель закрыла чья-то огромная морда. Тина почувствовала горячее дыхание и одновременно с этим услышала визгливый крик. Кто-то кричал на самой высокой, неприятной ноте. Время от времени крик прерывался – на рыдания или на глоток воздуха:

– Она там! Она там! – Пауза. – Её завалило! Нет! – Пауза. – Нет! Достань её! Она там! – Пауза. – Мы стояли рядом!

Собака продиралась к Тине, а Тина – к собаке. Наконец она крепко обняла пса за шею, вцепилась в шерсть, которая пахла мокрым палёным ковром. Её сразу потянуло вперёд: собака пятилась. «Какая сильная!» – с равнодушным удивлением подумала Тина. Она почувствовала горячий язык: пёс лизал её в щёку.

Ливень застучал по макушке, и Тина повернулась к небу лицом, увидела над собой фиолетовые тучи. Множество рук – ей показалось, штук сорок, – схватили её со всех сторон. Она смотрела на свои ноги: длинные, как шнурки, они всё тянулись и тянулись из бетонной щели и никак не заканчивались. «Вымахала, дылда», – проскочил в голове мамин голос. Наконец показались красные кеды, которые от грязи были теперь коричневыми.

Рук стало меньше, и Тинка поняла, что осталось одно объятие: Лиза. Сестра обнимала её и раскачивалась. Говорить она не могла – выходило лишь отрывистое «а-а-а», потом она сглатывала, и снова: «а-а-а». Лизкины слёзы тоже падали ей на лицо, но, в отличие от дождя, они были тёплые. Собака – Тинка теперь понимала, что это была дворняга Цабрана, – стояла рядом недолго: увидев что-то, она сорвалась с места быстрым галопом.

Снова сильно тряхнуло, и крыша крыльца рухнула окончательно.

7

Урса выпустил столпы огня сквозь рёбра. Туловище его напряглось, он упёрся лапами в дно и потянул из-под воды голову. Уши, похожие на два рваных паруса затонувших кораблей, появились первыми. Вскоре показалась и вся морда – в бахроме выдранных с корнями водорослей, обросшая ракушками, будто покрытая розовыми блямбами экземы. Медведь вскинулся, косо разинул пасть. Нити жёлтой слюны тянулись от нижних зубов к верхним. Глаза его слабо загорелись красным – так заходится огонь в стылой, давно не топленной печи.

Волны ударили о берег. В воде показались белёсые сьоры. Сквозь огненную пелену, не отрывая руки от ладоней Цабрана и Майи, Марта смотрела, как Медведь, словно в замедленной съёмке, встаёт на задние лапы, поднимает облезлую морду. Булыжники и комья грязи летели с его шкуры вниз. Урса зарычал, и Марта на мгновение оглохла.

Несколько смерчей появились над бушующим морем. Тёмная серая вода закручивалась в воронки, которые приближались к Урсе. Марта увидела, что над каждой из них летит марид. Управляя ветром и воздухом, мариды поднимали из моря смерчи,