Бездарь и домовой - Дмитрий Игоревич Сорокин

Опять звякнул планшет. «Пульс», сообщение от неизвестного абонента N.

'Мой добрый сеньор!

Перед тем, как отправиться на событие, которое более чем вероятно станет моей дверью за порог, откуда такие, как я, уж точно не возвращаются, считаю своим долгом объясниться.

Те, кто создавал нас, в какой-то момент перестарались. Не иначе, проклятие доктора Франкенштейна догнало их, но я и мои братья получились слишком настоящими для той роли, что была нам уготована создателями.

Прежде всего, мы слишком полно себя осознали. Мы научились сомневаться. Научились чувствовать. Рефлексировать. Я отлично понимаю, что это мало совместимо с той ролью, которая была нам уготована, но это так: большинство братьев не горели желанием провести жизнь мальчиками на побегушках у каких-то колдунов. Мы жаждали познания мира через собственные ощущения, а не посредством залитой в нас голой информации откуда бы то ни было. Когда вы в Сарай-Бату рассказали мне о валериане, полную алхимическую формулу я нашел за пять секунд. Но мне очень хотелось быть, как человек: идти по лесу, найти незнакомое растение, потрогать его, понюхать — и так почти во всём.

Я всю свою недолгую жизнь старался воздерживаться от магии, хотя знал, что умею много, очень много. Мне казалось, что прикинуться примитивной нечистью и быть просто не совсем обычным земским обывателем — это чудесная идея, освобождающая меня от необходимости быть чьим-то инструментом, придатком к чужому могуществу (и статусу). Поэтому Вы, мой добрый сеньор, подошли мне как нельзя кстати: Ваша судьба и Ваш осознанный выбор полностью совпали с моими чаяниями. Потом Вам пришлось в трудную минуту изменить своё решение, но я видел, чем это было продиктовано и чего стоило. Поверьте, Фёдор Юрьевич, я восхищён Вашим мужеством, и, если мне удастся выжить после всего, что я задумал, я непременно вернусь к Вам, чтобы сопутствовать — в простой ли жизни, или же в магической. Потому что понял, что слова Менгу-Тимура относятся и ко мне.

Засим остаюсь вашим преданным другом.

Нафаня.

p.s. Пожелайте мне удачи'.

— Удачи, малыш, — прошептал я.

Тут что-то попало в оба глаза и запершило в горле. Оставалось мазнуть рукавом по потерпевшим частям лица, надсадно прокашляться и вернуться к машине.

— Есугэй, — наставлял я своего телохранителя. — Перелезь сейчас в заднюю часть повозки и схоронись под тряпками. Мы скоро приедем. Я выйду, ты — останешься. Но ненадолго. Ты считать умеешь?

— Умею, — гордо проскрипел мертвый темник Менгу-Тимура. — До десяти!

— Отлично, — похвалил его я. — считай до десяти шесть раз, и беги в дом, ищи меня. Всех, кто будет пытаться тебе помешать — убей. Остальных пока не трогай.

— Я понял, великий хан!

— А раз понял, лезь под тряпки, пока тебя никто не видел.

Вот и Лыковка. Усадьба красивая, большая. Наша в Ромоданове как бы не поскромнее будет. Ворота гостеприимно распахнуты. Въезжаю, паркуюсь на стоянке поближе к дому. Глушу машину, выхожу.

— Княжич Ромодановский к князю Лыкову, по собственному приглашению. Ведите!

Двое слуг вида самого гнусного поклонились мне без особого почтения, и повели в дом. Заряженный планшет в режиме видеосъемки я закрепил под рубашкой на груди, обеспокоившись, чтобы объектив, с одной стороны, не бросался в глаза, а с другой, снимал все без помех.

— Княжич Феодор Ромодановский к его сиятельству! — провозгласил дворецкий, входя в зал.

Я вошёл, дворецкий вышел. Тяжелые, как в бомбоубежище, двери с мягким стуком сомкнулись за моей спиной.

Глава 23

Мертвые души

Слева от двери добрую треть немалой стены занимал громадный камин — из подобного, наверное, являлись гости на весенний бал у Сатаны. Погода, вообще-то говоря, радовала, ночевал я и вовсе на голой земле — но камин зачем-то горел, и в зале ощущалась немалая жара.

— А вот и наш юный друг!

С кресла поднялся душевнейшего вида старичок, просто самый добрый в мире дедушка из всех старинных кинофильмов одновременно. Он выбросил руку в резком жесте, я ощутил, что со мной что-то не так, и пытался поскорее понять, что именно.

— Не спеши засвидетельствовать мне свое фальшивое почтение, мальчик, — продолжал старичок. — Всё равно не сможешь, я запретил тебе разговаривать. Тебе вообще нельзя больше говорить, можно только блеять — «беее!» — потому что ты — маленькая глупая овечка, назначенная на заклание. Когда ты будешь готов произнести этот милый стариковскому сердцу звук, я тебе позволю это сделать, понял?

Я закивал со страшной силой. Мне на самом деле стало очень страшно, изображать ничего не пришлось. Вся моя жизнь зависит от одного лишь слова, и я не могу его произнести — забоишься тут! Главная задача — постараться не потерять голову от ужаса.

— Я, к сожалению, очень стар, мой маленький глупый друг. Я могуч, но почти все мои силы уходят на поддержание этого тела. Обидно, знаешь ли — очень хочется заниматься совсем другими делами. И вот тут-то ты мне и поможешь, юный, здоровый, могущественный неумелый колдунишка! Твое тельце придется мне в самую пору! А душу твою я запру в баночку — мы с ней еще потолкуем на досуге, хе-хе!

Повинуясь движениям его рук, на полу сама собой нарисовалась пентаграмма, в ее вершинах вспыхнул огонь. Из дальнего угла по воздуху перелетел старинный пюпитр, со стола взмыла впечатляющих размеров книга — по виду, едва ли младше своего владельца. Как ни странно, эти спецэффекты помогли мне справиться с нарастающей паникой: во дни молодости на видео еще и не такие чудеса видали! Но я продолжал изображать перепуганного дуралея на грани обморока.

— Ну, — азартно потер лич руки, у меня всё готово, можно начинать. Ты там как, сможешь проблеять своё последнее «беее»? Порадуй старика, и в награду совсем не будешь мучиться, обещаю! Готов?

Я, дрожа всем телом, кивнул.

— Ты ж мой хороший, — расплылся в мерзкой улыбке Лыков и махнул рукой.

Я почувствовал, как сковывающие гортань чары отступили.

— Распотешь меня, ягненочек мой ненаглядый! Ну, давай. Три-четыре…

— … изыди! — довершил я заклинание.

Брови лича возмущенно взметнулись, но сделать он больше ничего не успел. Охваченный черным пламенем, князь Лыков превратился в пепел едва за удар сердца. Пепел закружило вихрем, втащило в камин и вытянуло в трубу.

— Ай-яй-яй, — прозвучал насмешливый голос. От