Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

В кодировании сигнала и скорости его прохождения. А ещё в сохранении чистоты. И вот как-то вроде и ничего, а оно сидит в башке, крутит. И заело. Решил, что раз так, то на пенсии и опробую. Поковыряюсь, так сказать, своими силами. Вот и прихватил того-сего… схем там, плат. Запчастей пару тележек. Каждые полгода чего-то списывают. Там оно не нужно, устаревшее, а мне вон самый раз.

Лёха кивнул.

И задумался.

— И как? Вышло?

— Вроде вышло. Получилось не так просто, конечно. То одно, то другое… изрядно намаялся. Но сообразил. Вон, знатны усилитель сигнала вышел. Нынешние глушилки и не заметил. А ещё и защита, чтоб в ответку нельзя было систему обрушить. Связь стабильная. Каналы… там фишку одну придумал, с шифрованием. Теперь могу подключиться к любому каналу, считай, и так, что ни одна собака не засечёт. А в обратку уже не получится. Эх, ещё б опробовать бы всё это…

И произнёс он это премечтательно.

А Лёшка мысленно перекрестился. Одно дело в сети трепаться, и совсем другое — систему наведения гаубицы испытывать. Или не гаубицы, а просто пусковой экспериментальной установки.

— Но они ж без боеголовок? — мелькнула спасительная мысль.

— Соображаешь! — кивнул заслуженный пенсионер. — К сожалению, спереть боеголовку не вышло.

Хоть где-то порядок.

Относительный.

— Зато вышка какая знатная получилась! Махонькая! Компактная! А куполок ихний, считай, и не заметила! И связь есть.

Петр Савельич вытащил телефон, проверяя наличие оной, затем вздохнул:

— Эх… скоро позвонят.

— Кто?

— Кому надо, тот и позвонит.

— А…

— С работы.

— Гаубицу заберут?

— Хуже. Обратно зазывать станут. Хотя… у них-то как раз возможности поширше. Глядишь, и получится испытать. Небось, с боеголовками проблем нет.

— А… где вы работали?

— Я? — Пётр Савельич прищурился, но всё же ответил. — В Институте культуры.

Лёшка подзавис слегка.

— А… на кой Институту Культуры гаубицы? — уточнил он осторожно, ибо наличие боеголовок как-то с вопросами культуры не увязывалось.

— Так… культура — дело такое. Всеобъемлющее. Так что у них там чего только нету. Я и сам, честно говоря, не знаю, чего у них только есть.

— Интересное должно быть место… хотя! Погодите. У меня ж бабушка там работала! Она мне дом и завещала!

— Бабушка? А… стой… так ты… ну точно! Я смотрю, в роже твоей уж больно черты знакомые. А ты Паучихин внучок, стало быть…

— Чей-чей? Звучит не очень.

— Эт мы любя… знатным она была специалистом. И мужа её я знал. Отличный боец. А вот с девкой они намучились, это да…

И снова на Лёшку покосился.

— Вы про матушку мою? — уточнил тот.

— А то. Про кого ж ещё, — Пётр Савельич зачерпнул горсть семечек. — История, говоря по правде, мутная. И не уверен, что правду скажу. И что вообще говорить о таком надо.

— Надо. — тётка Марфа пришла с корзиной и биноклем. — Что? Я, может, для бёрдвотчинга приобрела!

— Чего-чего?

— За птицами наблюдаю. Между прочим, почётный член общества любителей птиц! Вон, пирожки берите.

— С крысиной отравой? — хохотнул Пётр Савельич.

— Тьфу на тебя, оглоеда… буду я хорошую отраву на всяких там тратить. С капустой жуйте. Капусты в том году уродило, так что не жалко. Скоро вон свежую снимать, а эта ещё не вся ушла. С бабкой же твоей, я была знакома.

— Скажешь тоже…

— Молчи, Связист, — тётка Марфа брови насупила. — И подвинься, а то развалился вон на всю лавку. Женщине уступать надо. Так вот, не Паучиха, а Пелагея. Пелечка. И знала я её с малых лет. Вот только не надо глаза таращить. Мой дед был генералом. Что? В этом месте лишь бы кому дачи не давали. На особом списке оно. Да и то часто, когда давали, то как служебную. Со службы ушёл? Будь добр вернуть. Может, оно и правильно… но мои-то родители постарались, выкупили. И дедовы связи помогли. Да и отец при службе состоял…

— В Институте культуры? — не выдержал Лёшка.

— Да нет. Туда попасть нелегко. Раньше во всяком случае. Особое заведение. И требования у них особые. Да… так вот, с Пелагеей мы, можно сказать, росли вместе. Эта вот дача, которая тебе досталась, её родителями ещё получена. Их-то я не помню. Они редко появлялись. Пелагея то с няньками всё, то с бабкой старой. Впрочем, как и я. Ну да тогда никто в этом беды не видел. Все работали. Все были заняты. Норма.

А пирожки оказались, пусть слегка подгорелыми, но в целом неплохими.

— Потом дар у неё открылся. А у меня вот нет. Не случилось. Зато брат порадовал. Он и пошёл по отцовским стопам. Я же обыкновенно. Выросла. Вышла замуж. Съехала к мужу. Он с низов начинал, так-то. И помотаться пришлось. Дед мой тогда ещё заявил, что связями своими помогать не станет. А он у меня принципиальный был, да… вот пока тут, пока там… служил и дослужился. В Москву вернули. Дед к этому времени давно ушёл, потом — отец с матушкой. Никого время не щадит.

— Твоя правда, — вздохнул Пётр Савельич.

— Мы с братом наследство поделили. Мне вот дача отошла, благо, дом родители успели построить изрядный. И когда с мужем развелась, то было, куда уйти.

— Что так?

— А что у вас так? Что машину со временем меняют, что жену… большому начальству старая не к лицу.

— Дурень, — Пётор Савельич пирожок разломил. — Ишь… и с лучком? И с яйцом?

— А то.

— Точно дурень. Кто ж бабу, которая в пирожках понимает, по своей воле-то отпустит. Ну да вернулась, стало быть, на родину?

— Вернулась. И с Пелагеей встретилась. Она вот тоже осталась одна. Только в отличие от меня овдовела. Как-то раз посидели, другой… по-девичьи, — и щёки у тётки Марфы зарделись. — Слово за слово… у неё вон что-то там с проводкой. А ко мне сын приехал. Ко мне дети частенько наведываются.

Сказано это было с гордостью.

И Пётр Савельич кивнул:

— Хорошие, стало быть.

— Хорошие. Он и Пелагее помог. Она ж с того в расстройство пришла. Хотя, казалось бы, чего? Но нет. Прям вся потемнела. Я спрашивать, а она… она попросила оставить её. И уехала. Недели на две или на три. Вернулась прям вся постаревшая и сама меня в гости зазвала. Чай поставила. Беседу завела, что, мол, повезло мне с детьми. А у ней от дочки одно расстройство. Я ещё удивилась-то, с чего это она вдруг. Так-то мы друг другу в душу-то не лезли. Понимали, что у каждого свои беды, свои скелеты и нечего их тревожить. А вот тогда… к концу разговора ей