Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

и спокойно. Благостно, — это слово тётка Марфа произнесла с особым выражением. — На том и поймала, что оно так благостно быть и не должно. Как благостно, когда девчонка погибла вон. Да и то, у подростков страсти кипят. То дружат они, то враждуют, влюбляются, делят… тебе ли говорить. Сам, небось, молодым был.

— Давно уж, — вздохнул Пётр Савельич. — Но да… я тогда крепко родителям жару дал.

— Вот. А тут прям не дети — куколки. И все одно твердят, что она грустная ходила, ни с кем не дружила, то да сё… тогда у Пелагеи и зародилось подозрение. Не хотела верить, конечно. Кто ж в такое поверит-то? Но она специалист. И умела работать…

— Мама, да? Она что-то сделала?

— Твоя мама, если верить Пелагее, оказалась очень талантливой засранкой. Дара ей не перепало, а вот мозгов — от души. И старания. И возможностей развиваться, которыми та сполна пользовалась. Она потихонечку подмяла под себя весь класс. Не в том смысле, что лишила воли там… хотя и лишила по сути. Ну не ментально. Не даром. А вот исподволь так. Словами. Лаской. Помощью. Или тыкая в слабые места. Там Пелагея пыталась объяснить…

— Я понимаю, — прервал Лёшка. — Но… зачем ей это?

— Сперва вроде как игра. Или тренировка. Может, и вправду собиралась стать психологом. С этой вот эмпатией её легко было влезть в душу. Люди сами пускали хорошую девочку.

Милочку.

Мама терпеть не могла, когда её называли Людмилой и уж тем паче, по отчеству. Она была Милочкой. Всегда и для всех. Такой доброй и понимающей, готовой всегда принять, выслушать, утешить…

— Одних она привязала больше… там даже какое-то всё-таки было воздействие, хотя и не особо сильное. Если специально не искать, то и не заметишь. Других уже после. И чем дальше, тем сильнее она уверялась в своей избранности. Особенности. И в праве управлять другими.

— А та девочка… её мама… подтолкнула?

— Не знаю. Та девочка выбивалась. Пришла недавно. Дружить не стала. Наоборот, оказалось, что она ходила к школьному психологу, жаловалась, что класс странный. Только объяснить не смогла, в чём дело. Тот и списал всё на сложности адаптации. Тем более, что так-то никто никого не обижал. Вещи не забирали, гадости не шипели, не били, упаси Боже. Наоборот, то на кулинарный кружок зазывали, то в хор… окружили заботой и вниманием. Не уверена, что сама Пелагея знала ответ. Точнее… она любила дочь. Но не настолько, чтобы прикрыть убийство.

Лёшке хотелось верить.

Очень.

— Пелагея сказала, что граница тонкая. Дара Милочки не хватило бы, чтобы заставить девчонку умереть. Что человек, который хочет жить, и сильному менталисту воспротивится. Но вот отбить это желание вполне реально. Заглушить в душе радость. Вытянуть на поверхность тоску. Проблемы преумножить во много раз. И вот уже ссора с любимым становится катастрофой, а плохая отметка — ещё одной. И там уже кажется, что выхода нет.

— Дочь она не сдала, — произнёс Пётр Савельич.

— А ты бы сам сдал?

— Не знаю. У меня так-то детей нет, но… когда не доказать… и вовсе…

— Именно. Доказать что-то было бы нереально. Но Пелагея забрала Милочку из школы. Мол, пережитый стресс и всё такое. Сама осталась. Вроде как работать с подростками. У неё имелась лицензия, и высочайшего уровня. Родителям нашла, что сказать. Те были рады. Говорит, что два месяца потратила на то, чтоб разорвать связи. Что у некоторых Милочка даже не в голову — в душу влезла. Сама она сперва отрицала, мол, ничего не было. А как поняла, что отрицать смысла нет, виниться стала. Плакать. Говорить, что ничего плохого не хотела. Что сперва просто помогала. Гимназия. Нагрузки огромные. И у многих ещё репетиторы. Олимпиады. Проекты. Плюс экзамены близко. Учителя давят, родители тоже… что одноклассники не справлялись. А она успокаивала.

А небо темнее и темнее.

Знак?

Или просто вечер?

— Делала так, чтоб снизить эту… эмоциональную напряжённость. Когда она высокая, то и конфликты возникают, то друг с другом, то с учителями. А она и учителей взяла, чтоб не придирались, и одноклассников, чтоб не чудили… и вовсе сделала так, что всем хорошо. Она ж будущий психолог. А школьный — глупый и ничего-то не понимает. И вообще ему никто ничего не рассказывают.

— И Паучиха поверила?

— Да. Подростки порой всякое творят. И отнюдь не со злости. А границу, как она сказала, переступить легко. Даже опытные менталисты порой перестают её видеть. И разницу понимать между своим разумом и чужим. До конца учёбы Милочка оказалась под домашним арестом. Не наказание, но чтобы не восстановились разорванные Пелагеей связи. И поступать ей пришлось в другое место. Не знаю, может, сама Пелагея позаботилась, а может, внутреннее расследование какое было. Всё же организация должна была обратить внимание.

— И обратила бы, — буркнул Пётр Савельич.

— В деле поставили отметку. Милочке никогда не разрешили бы работать психологом.

И мама наверняка обиделась бы.

— Она вроде бы поняла. Не огорчилась. Переключилась на финансы… поступила. Но жить отдельно ей Пелагея не разрешала. Да и так приглядывала. На всякий случай. Навещала и университет, и преподавателей. И с однокурсниками беседовала. Милочку это злило. Она пыталась вытребовать свободу, говорила, что осознала, что больше в жизни не повторит, но… — тётка Марфа развела руками. — Пелагея была уверена, что повторит. Слишком рано она поняла возможности, которые открывает дар. И слишком ясно их осознала. И слишком многое могла даже без дара. Поэтому вот и не верила.

Лёшка бы тоже не поверил.

Наверное.

— И закончилось всё… нехорошо?

— Очень нехорошо. Пелагею отправили в командировку. Что-то там с военным сектором связано, с разработками и потенциальной утечкой информации.

— Шпиона ловила, — Пётр Савельич кивнул, видом своим показывая, что дело это в целом ясное.

— Командировка предполагалась недолгой, но что-то пошло не так. И Пелагея вынуждена была задержаться сперва на один месяц, потом на второй…

А мама, надо думать, этой задержкой воспользовалась.

— А на третьем произошло несчастье. Погиб муж Пелагеи. Официально смерть его была признана несчастным случаем. Автомобильная авария. Вот только в тот день, как Пелагея выяснила, он перевозил некий артефакт, который сам вынес из хранилища. И этот артефакт исчез.

— И думаете, мама была к этому причастна?

— Пелагея полагала, что да, — это произнёс незнакомый голос. Лёшка обернулся и увидел незнакомого же головастого типа в очках. — Доброго вечера. Прошу прощения, что помешал…

— Говорил же, — Пётр Савельич вытянул ещё один пирожок. — Явятся.

— Ну что ж вы так, Пётр Савельич, — тип поглядел с укоризной. — Грубо… может, я