Ассасин 1: миссия в Сараево - Алим Онербекович Тыналин

Душан наконец расстегнул ремень, обмотал вокруг бедра Милоша, затянул. Слишком слабо. Слишком неумело. Кровь продолжала сочиться.

— Больно… — шептал Милош. — Душан, больно…

— Сейчас, сейчас помогу, — бормотал Душан, понимая, что не помогает, что делает все неправильно, что брат умирает у него на руках.

Отец перестал дышать первым. Просто выдохнул последний раз и замер, глаза остались открытыми, устремленными в небо.

Милош держался дольше. Говорил что-то бессвязное, звал мать (мать умерла, когда ему было семь лет), плакал. Потом затих. Посмотрел на Душана последний раз.

— Почему… не помог?.. — прошептал он.

И умер.

Душан сидел на тропе между двумя телами и смотрел на свои руки. Руки в крови. Крови отца и брата, которых он не спас, потому что был трусом.

Карабин все еще висел на плече. Бесполезный. Как и он сам.

Глава 23

Проверка

Душан остановился посреди переулка, опершись рукой о стену дома. Дышал тяжело, будто пробежал версту. Воспоминание накрыло с головой, как всегда накрывало, когда кончалось действие опия.

Прохожий, старик с корзиной овощей, посмотрел на него с беспокойством:

— Ти си добро, младићу? — Ты в порядке, юноша?

Душан кивнул, не в силах говорить. Старик пожал плечами и пошел дальше. На Дорчоле привыкли к странным людям. Студенты, пьяницы, безумцы, все перемешалось в этом квартале.

Душан выпрямился, вытер пот со лба. Нужно идти дальше. Михаил ждет. Михаил даст дозу. Доза заглушит память. Хотя бы на несколько часов.

Он прошел оставшееся расстояние до книжной лавки почти бегом. Вывеска «Српска Књига» висела над дверью, старая, выцветшая. Душан толкнул дверь и вошел внутрь.

Лавка пуста. За прилавком никого. Только ряды книг на полках, запах бумаги и пыли. Душан прошел мимо прилавка к задней двери, которая вела в подсобку. Оттуда узкая лестница спускалась в подвал.

Он спустился, держась за перила. Ступени скрипели под ногами. Внизу горела керосиновая лампа, отбрасывая желтый свет на кирпичные стены.

Михаил Чирич сидел за столом, заваленным пачками брошюр. Средних лет мужчина с густой черной бородой и пронзительными карими глазами, которые всегда смотрели так, будто видели тебя насквозь, до самого дна души, где прятались все грехи и слабости.

— Илич, — сказал Чирич, не поднимая глаз от бумаг. — Ты опоздал. Я велел прийти в полдень. Сейчас половина первого.

— Извини, Михаил, — пробормотал Душан. — Я… задержался.

Чирич наконец поднял голову. Посмотрел на Душана долгим взглядом. Взглядом человека, который оценивает товар на рынке и находит его некачественным, но все равно покупает, потому что другого нет.

— Ты выглядишь паршиво, — констатировал он. — Опять доза кончилась?

Душан кивнул, не в силах врать. Чирич всегда знал. Всегда видел дрожащие руки, расширенные зрачки, пот на лбу.

— Получишь дозу, когда доложишь, — сказал Чирич жестко. — Зачем пришел?

Душан сглотнул сухость во рту. Заставил себя говорить ровно, без дрожи в голосе:

— Вчера в кафане «Златни Крст» появился русский. Журналист. Александр Соколов, пишет для петербургской газеты «Новое время». Говорит, что приехал писать о славянском вопросе.

Чирич откинулся на спинку стула. В глазах мелькнул интерес.

— Русский журналист, — повторил он медленно. — Сейчас. После убийства Шульца. Интересно. Рассказывай подробнее.

Душан рассказал. О том, как Соколов вошел в кафану, как Марко и его рабочие друзья пригласили его к столу. О том, как русский говорил о борьбе и осторожности, о том, что провокации опасны, что война начнется не вовремя. О том, как сам Душан подошел к столу и разговаривал с Соколовым.

— Что он спрашивал? — перебил Чирич. — Проявлял интерес к нашей деятельности?

— Нет, — ответил Душан. — Говорил в общем. О славянском единстве, о России как защитнице. Не задавал прямых вопросов. Но…

— Но что?

Душан помолчал, подбирая слова. Как объяснить то чувство, которое появилось, когда он смотрел в холодные серые глаза Соколова? Чувство, что этот человек видит больше, чем показывает. Что за вежливой улыбкой скрывается нечто совсем другое.

— Он странный, — наконец сказал Душан. — Слишком спокойный. Слишком правильно говорит.

Чирич усмехнулся, но без веселья.

— Профессиональный журналист всегда знает, что сказать, — заметил он. — Или профессиональный шпион. В любом случае подозрительно. Что еще?

— Я пригласил его послезавтра в кафану «Аџамова», — выпалил Душан и тут же пожалел, увидев, как потемнело лицо Чирича.

— Ты что, дурак⁈ — взорвался Чирич, вскакивая со стула. — «Аџамова» наше место! Там собирается ядро! Ты пригласил туда незнакомца, не посоветовавшись⁈

Душан отступил на шаг, инстинктивно. Чирич никогда его не бил, но в его гневе было что-то, что заставляло тело съеживаться, готовясь к удару.

— Я думал… — начал Душан жалко. — Я думал, мы сможем его проверить там. Понять, кто он. Если друг, он полезен. Если враг, то узнаем…

Чирич долго смотрел на него, потом медленно сел обратно. Достал из кармана папиросы, закурил. Дым поплыл к низкому потолку подвала, смешиваясь с желтым светом лампы.

— Возможно, ты не так глуп, как кажешься, — сказал он наконец, выдыхая дым. — Хорошо. Пусть придет. Устроим ему проверку. Посмотрим, как он себя поведет. Что спросит. Что скажет.

Он наклонился вперед, пронзая Душана взглядом.

— Но ты, Илич, будешь наблюдать за ним. Каждое слово, каждый жест. Если заметишь что-то подозрительное, доложишь мне немедленно. Понял?

— Понял, Михаил, — кивнул Душан облегченно.

Чирич затушил недокуренную папиросу о край стола. Открыл ящик и достал маленький пузырек из темного стекла. Поставил на стол между ними.

— Вот твоя доза, — сказал он ровно. — Хватит на три дня. Используй умеренно. Если кончится раньше, не приходи. Я не аптека. Организация дает тебе это в обмен на службу. Будь полезен, Илич. Организация не терпит бесполезных.

Душан протянул дрожащую руку и взял пузырек. Маленький, с восковой пробкой, но внутри спасение. Внутри забвение. Спрятал его в карман жилета, как прячут самое ценное.

— Благодарю, Михаил, — прошептал он. — Я не подведу.

— Посмотрим, — сказал Чирич без особой надежды в голосе. — Иди. И хорошенько наблюдай за русским. Это твой шанс доказать, что ты чего-то стоишь.

Душан развернулся, чтобы уйти, но голос Чирича остановил его у лестницы:

— Илич. Еще одно.

— Да, Михаил?

Чирич смотрел на него долгим взглядом. В глазах мелькнуло что-то, что могло быть сочувствием, но скорее всего было просто расчетом.

— Ты пишешь стихи о жертве и искуплении, — сказал он медленно. — Я читал те, что ты оставил в кафане в прошлый раз. Плохие стихи, Илич. Много пафоса, мало смысла. Но идея правильная. Жертва смывает грехи. Помни об этом. Скоро понадобятся люди, готовые на жертву. Может быть, ты один из них.

— Я готов, — сказал Душан, и голос его прозвучал