Военный инженер Ермака. Книга 3 - Михаил Воронцов

Поставив тигель в золу, я накрыл его сверху железным листом и стал ждать. Пытка. Не знаю, что вышло, удался ли опыт. В прошлой жизни результат проверили бы спектрометром ещё на стадии варки. Здесь — только ждать и гадать.

Савелий принёс воду в деревянном ковше. Я жадно выпил — горло пересохло от жара и напряжения. Вода с привкусом речной тины показалась самым вкусным напитком в мире.

Ждать пришлось долго, но все-таки настала минута, когда я решил, что пора. Тигель остыл достаточно, чтобы его можно было трогать руками. Я вытащил его из золы и поставил на стол. Глина, перенёсшая жар, крошилась под пальцами. Я взял молоток и осторожно начал отбивать осколки, стараясь не повредить стекло. С каждым ударом сердце колотилось сильнее. Наконец показался край слитка…

Я застыл. Стекло было почти прозрачным. Практически идеально чистым — в нём почти не было пузырьков, лёгкой мути, словно в речной воде после дождя. Это было уже не зелёное «бутылочное» стекло…

Дрожащими руками я отколол кусок с ладонь и вышел с ним на улицу. Закатное солнце просвечивало сквозь него; двор, конюшни, частокол — всё было более чем различимо. Никакой зелени, никакого болотного оттенка.

— Господи… получилось, — выдохнул я, а потом добавил: — Да. Чёрт возьми, да.

Я положил слиток на стол — для меня он был дороже золота. Первый шаг к оптике в шестнадцатом веке. Кривой, несовершенный, но настоящий.

В голове роились планы. Нужна шлифовка — сделать примитивный станочек, пусть хоть с ручным приводом или от водяного колеса. Абразивы — песок разной зернистости, толчёный кварц, если повезёт — корунд.

Я представил лицо Ермака, когда покажу ему, как через трубу можно разглядеть татарский дозор за версту. Представил, как изменится война. В моей прошлой жизни оптические прицелы массово появились лишь в девятнадцатом веке и переменили военное дело. Здесь я могу дать это преимущество на столетия раньше.

Я вышел из мастерской с чистой холстиной, в которую завернул стекло. Вечер был прохладен; пахло дымом, прелой листвой и рекой. За частоколом лаяли собаки, ржали кони, гомонили казаки, возвращаясь с дозора. Обычная жизнь Кашлыка — столицы Сибири.

Но я знал: эта обычная жизнь скоро изменится. Сегодня я сделал первую заготовку оптического стекла. Завтра начну шлифовать первую линзу и потом соберу первый прицел и первую подзорную трубу.

…Пока Хасан обустраивается в новом, враждебном для него улусе, у нас есть время заняться оптикой. Без нее операция по вызволению Ивана Кольцо, скорее всего, будет обречена. После недавних экспериментов со стеклом у меня накопилось достаточно материала, чтобы приступить к амбициозному проекту — созданию оптического прицела для арбалета.

Перебирая осколки готового стекла, я тщательно осматривал каждый кусок на свет. Мои пальцы осторожно поворачивали прозрачные фрагменты, выискивая дефекты. Некоторые стекла содержало пузыри воздуха — неизбежное следствие несовершенства технологии, но несколько кусков оказались удивительно чистыми. Я отложил их в сторону, понимая, что именно из них получатся линзы для будущего прицела.

Для шлифовки первой линзы я соорудил простейшее приспособление — взял гладкую дощечку из твёрдого дерева и насыпал на неё влажный песок. Песок был местный, с берега Иртыша, но удивительно мелкий и однородный. Я закрепил выбранный кусок стекла в деревянных тисках, обмотанных кожей, чтобы не расколоть хрупкий материал, и начал медленно, круговыми движениями обрабатывать поверхность.

Работа оказалась изнурительной. Часы проходили за монотонным шлифованием, мои руки начинали неметь от постоянного давления и вращательных движений. Я периодически останавливался, чтобы проверить кривизну поверхности, прикладывая к стеклу деревянный шаблон, который вырезал заранее. Постепенно плоская поверхность начала приобретать выпуклую форму. Песчинки скрипели под стеклом, оставляя матовую поверхность, которую предстояло ещё долго полировать.

Когда грубая форма была готова, я перешёл к более тонкой обработке. Растёр в ступке кварц до состояния пыли, смешал его с водой до консистенции жидкой кашицы. Этой смесью я продолжил шлифовку, добиваясь более гладкой поверхности. Мастерская наполнилась тихим шуршанием — звуком трения стекла о абразив. Солнце уже клонилось к закату, когда я перешёл к финальной стадии полировки.

Для полировки я использовал золу из печи, тщательно просеянную через ткань, и небольшое количество мела, который выменял у местного торговца. Смешав их с маслом, я получил полировочную пасту. Кусок мягкой кожи, смоченный этой смесью, медленно скользил по поверхности линзы. Я работал до глубокой ночи, периодически проверяя прозрачность стекла. Постепенно матовая поверхность становилась всё более прозрачной, пока наконец не засияла чистым блеском.

На следующий день я приступил к изготовлению второй линзы — окуляра. Эта задача оказалась значительно сложнее. Мне нужна была плоско-вогнутая линза, чтобы собрать оптическую систему по схеме Галилея. Преимущество такой системы заключалось в том, что изображение оставалось прямым, не переворачиваясь, что критически важно для прицеливания.

Создание вогнутой поверхности требовало иного подхода. Я изготовил выпуклую форму из твёрдого дерева, тщательно отполировав её до зеркального блеска. На эту форму я наносил абразив и прижимал к ней стекло, совершая вращательные движения. Работа шла медленнее, чем с первой линзой, но упорство брало верх.

После трёх дней кропотливой работы вторая линза была готова. Я держал её на свету, наблюдая, как она уменьшает изображение — верный признак рассеивающей линзы. Качество — нормальное, тем более, для начала.

Теперь предстояло изготовить оправы для линз. В ход пошли рога оленя, которые я выпросил у охотников из нашего отряда. Рог оказался прекрасным материалом — прочным, но поддающимся обработке. Я распилил рога на кольца нужной толщины, затем ножом и напильником выточил в них углубления точно по размеру линз.

Работа с рогом наполнила мастерскую специфическим запахом — смесью костной пыли и нагретого кератина. Я старался работать аккуратно, постоянно примеряя линзы к оправам. Когда посадочные места были готовы, я проложил их тонкой выделанной кожей для амортизации и лучшей фиксации. Линзы вставлялись плотно, но без излишнего давления, которое могло бы их расколоть.

Для дополнительной герметизации я использовал смолу, которую варил из сосновой живицы с добавлением пчелиного воска. Эта смесь, нанесённая по краям оправ, надёжно фиксировала линзы и защищала их от влаги. Пока смола застывала, я занялся изготовлением корпуса будущего прицела.

Трубку я решил делать из берёзы — дерево было лёгким, прочным и хорошо поддавалось обработке. Выбрал прямой участок ствола без сучков, распилил его вдоль и начал выдалбливать сердцевину. Эта работа заняла целый день — нужно было добиться равномерной толщины стенок и идеально прямого канала внутри. Я использовал раскалённые железные стержни для