Военный инженер Ермака. Книга 3 - Михаил Воронцов

Кучум подошёл ближе. Его шаги в мягких кожаных сапогах почти не слышались на влажной земле. Он остановился в трёх шагах от обезглавленного тела, сложив руки на груди. Золотая брошка на тюбетейке тускло отразила бледный свет пасмурного дня.

— А это точно он? — спросил хан, не отрывая взгляда от трупа. Голос его был ровен, но в нём чувствовалась сдерживаемая ярость.

— Точно, великий хан, — ответил один из воинов, принёсших тела.

Ветер донёс запах крови и смерти; где-то вдалеке каркнул ворон.

— Как это случилось? — голос хана стал ещё тише, и для тех, кто знал его, это показалось страшнее крика.

Мурза Карачи шагнул вперёд и тихо произнес:

— Казаки выследили его. И убили.

Кучум перевёл взгляд на второе тело.

— А второй кто? — спросил хан.

— Наверное, человек Кум-Яхора, — ответил Карачи, поправляя рукоять сабли. — Шёл ему навстречу.

— Так его и выследили, — мрачно произнёс хан, обходя трупы и осматривая их со всех сторон. Советники молча стояли на почтительном расстоянии.

— Да, — подтвердил Карачи.

Кучум остановился у обезглавленного тела. Кровь уже запеклась и почернела; шея была неровно обрублена — голова, судя по виду, отлетела не с одного удара.

— Почему отрезана голова? — спросил он.

Карачи помолчал, подбирая слова.

— Вместе с казаками, выходит, были и вогулы, — сказал он наконец. — На телах видны вогульские стрелы. Вогулы не смогли казнить Кум-Яхора, утопив в воде — он выжил. А теперь его… добили уже иначе — отрубили голову. Чтоб точно стал мертв. Казаки так не поступают.

Лицо хана окаменело. Он повернулся к своим советникам; в глазах его играли тёмные искры гнева.

— Получается, вогулы наши враги? — спросил он.

— Можно и так сказать, — осторожно произнёс Карачи. — Они действовали совместно с казаками.

Кучум сжал кулаки; костяшки пальцев побелели.

— Мы можем уничтожить род, который убил Кум-Яхора? — тихо спросил он.

Карачи помедлил. Ветер шевелил полы его халата. Наконец мурза ответил:

— Можем… но тогда врагом станут все вогулы этих земель. Их много, великий хан. Нас больше, но…

Кучум резко махнул рукой, обрывая рассуждения.

— Если мы будем прощать подобное, будет ещё хуже. Нас перестанут бояться. Перестанут уважать. Каждый охотник посчитает, что может поднять руку на людей хана.

Он помолчал, глядя на свинцовое небо, затянутое низкими тучами. Где-то далеко донёсся крик перелётных птиц.

— Подумай, как поступить до завтрашнего дня, — сказал хан Карачи. — Как надо сделать. Но прощать это нельзя. Кровь требует крови.

— Да, великий хан, — поклонился Карачи.

Кучум ещё раз взглянул на труп. Его лицо оставалось непроницаемым. Он развернулся и направился к юрте. Полог опустился за ним.

— Унесите тела, — приказал Карачи воинам.

Воины подняли носилки, и процессия двинулась дальше, оставляя на пожухлой траве тёмные пятна крови.

Карачи остался стоять один; он долго смотрел им вслед, и лицо его становилось всё мрачнее. Вокруг не было никого — люди разошлись по своим делам. Только часовой вдалеке стоял на посту. Мурза понимал, какими тяжёлыми могут быть последствия, если выполнить приказ хана. Вести войну с вогулами — значит воевать с самой тайгой. Атаковав внезапно, можно было вырезать один род, но что потом? Остальные уйдут глубоко в леса и начнут нападать на татар.

Карачи покачал головой и прошептал тихо-тихо:

— Кучум, ты не должен править этой землей. Ты поддаешься эмоциям. Ты глуп.

Сказав это, он огляделся, как будто опасаясь, что кто-нибудь мог услышать крамольную мысль. Вокруг снова остались только деревья, туман и свинцовое небо. Мурза запахнул халат плотнее и направился к своей юрте; ему предстояло думать всю ночь.

* * *

…Ночь ещё была тёплая для осени. Мы с Прохором находились в на маленькой прибрежной полянке недалеко от улуса и всматривались в темноту. Мы ждали Хасана уже почти час, и напряжение крепло с каждой минутой.

Наконец раздался тихий шорох, и из-за ствола сосны показалась фигура. Хасан шёл бесшумно, но постоянно оглядывался по сторонам. В лунном свете было видно его смуглое лицо с характерными татарскими чертами — широкие скулы, узкие глаза, редкая бородка. Он улыбался, но улыбка была натянутой, похожей на маску.

— Ассаламу алейкум, — прошептал он, подходя ближе. Его голос звучал слишком весело для человека, рискующего жизнью. — Ну что?

— И тебе мир, — ответил Прохор и сразу перешел к делу:

— Что получилось с Иваном?

Хасан невольно хихикнул, оглянулся, словно проверяя, не следят ли за ним, и уселся на поваленное дерево, тут же вскочив, как будто не мог усидеть на месте. Его пальцы немного дрожали, когда он поправил меховую шапку. Нервничал, похоже, но пытался скрыть это за веселостью.

— Ну как смог… — начал он. — Кинул ему в окошко кусок бересты, написал на ней по-русски. Охрана не заметила. Я плотник, могу ходить где угодно.

Он говорил быстро, перескакивая с мысли на мысль.

— Меня здесь уже знают, — продолжал Хасан, ходя туда-сюда между деревьями. — Юрту мне дали, живу в ней. Работы много, мной довольны. А та береста… я написал, что помощь рядом. Наверное, он обрадовался! Небось доволен, что грамоте научился — добавил он нервным смехом, но смех оборвался, когда вдалеке завыла собака.

— Ответил, что он жив и здоров.

Я наклонился к нему ближе:

— Как он вернул бересту?

— Очень просто, — махнул рукой Хасан, но тут же оглянулся, как будто этот жест мог быть замечен.

— Тут чего только не валяется — щепки, стружка, обрезки коры. Никто на это не обращает внимания. Охранники ленивы, днём спят, а не по сторонам смотрят. Но куда ему бежать днем отсюда?

— А дальше? — спросил Прохор, в его голосе слышалось нетерпение.

Хасан снова оглянулся, подошёл совсем близко.

— А потом я улучил момент и кинул ему свёрток с пилой и ножом. Завернул в тряпку, чтоб непонятно было. Бросил прямо в окно, когда охрана отвернулась. Сердце так колотилось, думал, увидят! И написал, чтоб пилил стену, но не ломал ее, пока я не скажу.

Он вытер вспотевший лоб рукавом.

— Через несколько дней он ответил: всё готово. Перепилил бревна, но снаружи незаметно, теперь осталось только быстро выломать. Охрана не встрепенулась. по ночам они у костра греются, а не вокруг ходят. Только как дальше — я не знаю, — в голосе Хасана проскользнула настоящая тревога. — Там собак полно. Учуют чужого — подымут лай, и весь улус проснётся. Какая б охрана сонная не была, когда он выберется, точно его заметит. А с ними тремя он не справится. Да и закричат они, всех на ноги поднимут.

— Собак, если получится, скоро не будет, не переживай. — спокойно сказал Прохор.

Хасан замер, глядя на него