Русский диктат - Денис Старый

Турки стали разворачивать свои пушки, ведь именно при помощи них, как говорит европейская военная наука, можно рассеять любое наступление врага. Можно, и даже стрелкам изрядно досталось бы, если бы пушки были готовы открыть огонь картечью.

Вот только в этот раз стрелки, скорее, выбивали не османских офицеров, а также французских, которые здесь же находились. Прежде всего, уничтожалась артиллерийская прислуга турецкой и французской артиллерии.

Как правило, на один плутонг русских стрелков приходилось одно орудие турецкой армии. Если хоть кто-то пытался подходить к пушкам, то почти сразу раздавались выстрелы, и, может быть, не все пули поражали цель, но, когда офицеры гнали топчу-артиллеристов к орудиям, прислуги становилось всё меньше.

Миних стоял на смотровой площадке, наблюдая за тем, как облака дыма от сгоревшего пороха покрывают далеко не везде примятую траву рядом с турецкими позициями. Он был доволен своим решением.

— Норов… — довольно себе под нос пробурчал русский главнокомандующий.

И в сказанном, в последующей ухмылке, был смысл того, что фельдмаршал восхитился изобретением молодого русского генерала, становящегося истинным фаворитом российского престола. Эти русские винтовки…

— Ваше высокопревосходительство, — минут через двадцать после начала сражения, когда русские стрелки выпустили по туркам не менее пятидесяти тысяч пуль, один из офицеров обратился к главнокомандующему. — Турецкие сипахи готовятся атаковать по левому флангу от стрелков.

Чего и требовалось ожидать. Офицеры, принимавшие участие в штабных играх, раскладывая солдатиков на огромном столе, где были в миниатюре сооружены местная география и расположение турецких войск, все они дружно усмехнулись.

Подобный манёвр турок на каждой из проведённых десяти игр был признан наиболее вероятным.

— Господин бригадир Миргородский, — обратился Миних к одному из ближних офицеров, который воевал рядом с Норовым. — Справятся ваши подопечные?

— Не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство! — чётко ответил Миргородский. — Подобные маневры отрабатывались ранее.

Миних с невозмутимым лицом вернулся к наблюдению за боем.

— Сигнал стрелкам к отступлению! Готовьте две линии в два ряда. Кавалерии также оставаться готовой, — отдавал приказы главнокомандующий.

Русские стрелки, наделав шороху на передовых позициях турок, истребив немало французов и османов, а также умудрившись попасть и взорвать два небольших склада с порохом, стали организованно отходить назад.

Сперва одна тысяча стрелков удалилась на двести метров, перезарядилась, встала на колено и направила свои винтовки в сторону прикрывавших их отход товарищей. Конечно, никто не хотел стрелять в побратимов, но вот в тех, кто может их преследовать, — определённо да.

И вот такими перебежками русские стрелки уходили на исходные позиции. Точнее, они должны были оставаться немного выдвинутыми вперёд, так как призваны в дальнейшем поддерживать наступление русских пехотных линий.

И как же не оставить для столь отвратных сердцу врагов подарки? Обязательно нужно. Никто не может считать русских скупыми на смертоносные презенты для врагов. Около сотни фугасов были заложены в тех местах, где ещё недавно состязались в меткости русские стрелки.

И это были уже не простые бочонки с порохом, внутри которых также находились и камни, и железные шарики. Теперь фугасы выглядели как огромные коровьи лепёшки, приплюснутые, изготовленные из не слишком толстого чугуна. И подобные мины, как показали не так давно проведённые испытания, были более эффективны, чем предыдущие способы минирования.

Земля задрожала. Сипахи — гроза врагов Османской империи, гордость османского падишаха и султана, славные воины, наводившие ужас на государей Европы и Азии. Эти воины набирали разбег, чтобы сокрушить насекомых. Таких, кусачих, стреляющих издали, коварных, русских стрелков.

Не менее резво турецкая кавалерия заходила на атаку. Наиболее зоркие сипахи видели уже спины уходящих, а в их восприятии — так и бегущих трусов в русских мундирах. Каждый всадник, особенно в передних линиях, ощущал себя хищником-охотником, что его добыча показала спину, а значит, будет удобно рубить саблей или колоть копьём.

Сипахи-лучники даже не стали надевать тетиву на луки, понимая, что в их задачи входит быстрый налёт и уничтожение наглых и коварных русских, которые обескровили турецкую артиллерию, выбили великое множество прислуги и артиллерийских офицеров.

— Стоим! — приказал подполковник Шамшурин, командир Первого Гатчинского стрелкового полка.

Тут же по всем подразделениям полка полетел приказ, и воины встали, как вкопанные. А потом последовали следующие приказы русских офицеров, и стрелки стали изготавливать свои винтовки к новым выстрелам.

Казалось, что полк обезумел. Какое бы чудесное оружие ни было, оно не может противостоять многочисленной лавине лучших турецких кавалеристов. Тем более, не в каре.

А у турецких конных глаза кровью наливались. Они видели добычу, им было обидно наблюдать за тем, какой ужас и сколько смертей русские принесли на передовые позиции османского войска. Они жаждали отомстить неверным, покарать их именем Аллаха.

Сипахи ускорились, следом за ними вдогонку устремились разноплеменные отряды, в том числе и остатки татар Буджакской орды, той, которая после исчезновения Крымского ханства стала сиротой. И той, которой придется лишиться своих кочевий в Бессарабии и во всем Северо-Западном Причерноморье.

Илья Петрович Шамшурин тяжело дышал, его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Но его лицо, его движения не выдавали ни грамма волнения офицера. Он, один из тех «молодых да ранних», которых вокруг себя собирает генерал-лейтенант Норов, ещё не доказал, что право имеет быть подполковником. Ведь чин этот он получил всего лишь две недели назад.

И теперь всё то чему он учился, как горячий песок впитывает воду, так впитывал в себя офицер знания, всё это теперь нужно было продемонстрировать на поле боя.

— Бах-бах-бах-бах! — земля задрожала, и даже некоторые русские солдаты не смогли устоять на ногах и на одном колене, упали в траву.

Множество взрывов прогремело настолько мощно, что, даже находясь от эпицентра этого апокалипсиса более чем в четырехстах шагах, всё равно закладывало уши и начинала кружиться голова. Что же должны чувствовать те турки, сипахи, которые попали под воздействие самого ужасного на данный момент оружия?

Столб дыма и пыли поднимался всё выше и выше, взрывы гремели, земля увесистыми клочьями вырывалась вверх и не сразу осыпалась на головы лучших кавалеристов Османской империи.

Наступление турецкой конницы было остановлено. Ещё предстояло оценить тот ущерб, который нанесли взрывы заложенных фугасов, но по всему было видно, что не одна сотня сипахов нашла свою