Альтерверс - Анатолий Мухин

***

Имя Фёдора Филипповича Караулова знала вся европейская юриспруденция. Сорокасемилетний судья известен как беспристрастный, честный человек, руководствующийся исключительно законом. В кулуарах его прозвали «кувалда», он дробил своих подсудимых как молот, не оставляя надежды на спасение. Также Фёдор Филиппович приходился дальним родственником императору, потому выбор его в качестве судьи над делом Ожешко, Эдермессера и Сапрыкина никого не удивил.

Заседание проходило в здании мэрии Санкт-Петербурга. Территорию, прилегающую к мэрии, оцепили с самого утра, так как на суде планировали присутствовать не только члены парламента, но и Его Императорское Величество собственной персоной.

Матвей приехал за сорок минут до начала заседания. Он надеялся хоть как-то выцепить Арсения и пообщаться с ним, аналитик даже не подозревал, что его отдали объекту К10-11. Он смотрел в обе стороны у главного входа в мэрию, но машины с заключённым нигде не было. Минут за десять до начала приехал кортеж из шести бронированных автомобилей, в одном из которых находился император. Охрана попросила Матвея пройти внутрь, он повиновался, оставив надежду увидеть Арсения раньше заседания суда.

В зале собрались члены парламента, представители обвинения, защиты, журналисты. Нашлось место и для нескольких десятков зевак, которыми скорее двигало желание засветиться перед императором, нежели интерес к данному процессу.

Матвей подсел к Елизавете, сегодня она выглядела немного иначе, чем в предыдущие дни. На ней отлично смотрелся дорогой рабочий костюм серого цвета, слегка растрёпанные волосы собраны в хвост. Эта лёгкая неряшливость придавала определённую изюминку её образу.

Из колонок, развешанных по периметру зала, заиграл гимн «Боже царя храни». Император под аплодисменты зала разместился в заранее подготовленном кресле, специально изготовленном для Его Величества. Он кивнул одному из помощников, и тот представил всем собравшимся судью.

Фёдор Филиппович, в белоснежном парике с завитыми под бигуди кудрями на манер судей восемнадцатого-девятнадцатого веков, в длинной чёрной мантии, поверх которой висел золотой кулон в виде слепой Фемиды с весами, неторопливо прошёл, поклонился императору, затем занял своё место за большой трибуной.

— Уважаемые дамы и господа, — начал Караулов, — Ваше Императорское Величество. Сегодня суд рассматривает дело «Российская империя и монархия против Валерия Эдермессера, Ульрика Ожешко и Арсения Сапрыкина». Они обвиняются в попытке подрыва власти, подготовке государственного переворота, а господин Ожешко, будучи подданным Российской империи, также обвиняется в измене. Введите обвиняемых.

В зал вошли шестеро конвоиров, между ними вяло брели Эдермессер и Сапрыкин.

— Где Ожешко? — спросил судья.

Моментально к нему подлетел один из помощников и что-то шепнул на ухо. Судья удивился сказанному, откашлялся и встал.

— Мне только что доложили, что суд состоится только над господином Эдермессером и господином Сапрыкиным. Ульрик Ожешко сегодня утром покончил с собой.

В зале раздались возгласы и охи. Император сидел как ни в чём не бывало.

— К порядку, — призвал Караулов. — К порядку! Обстоятельства данного происшествия будут изучены позже. А сейчас приступим к повестке. Господа, — он обратился к подсудимым, — вы являетесь резидентами другого мира, однако ввиду состава преступления и его тяжести вас передали под юрисдикцию Российской империи. Вас будут судить по законам Российской империи, здесь же будет исполнен приговор. Суд вызывает обвинение.

На протяжении полутора часов выступали люди, которых Матвей никогда раньше не видел. Члены парламента, свидетели, о которых он не подозревал, даже слуга императора, лет двенадцати от роду, — все высказывались против обвиняемых. Матвей не испытывал жалости к Эдермессеру, но Арсений, который явился с повинной, хотя мог этого и не делать, и благодаря которому выяснились ключевые моменты… Он не заслужил такой участи. Молодой человек тихо сидел на скамье подсудимых, изредка потирая нос.

Когда подошла очередь защиты, оказалось, что выступать некому. Матвея возмутило, что правосудие так однобоко смотрит на ситуацию. И он встал.

— Я прошу прощения, — громко крикнул он. — Если вы позволите, то со стороны защиты выступлю я.

Караулов приподнял бровь, посмотрел на императора. Его Императорское Величество с интересом наблюдал за Матвеем.

— Не надо, — шепнула Елизавета.

— Дамы и господа, господин судья, Ваше Императорское Величество. То, что пытался совершить Эдермессер — преступление. И не только у вас в мире. В нашем это такое же преступление. Я не собираюсь оправдывать его действия и полностью поддержу ваше решение относительно его наказания. Но здесь сидит и другой человек. Если позволите, я скажу о нём несколько слов. Арсений рос в неблагополучной семье. Он никогда не гнался за деньгами, но из-за болезни его матери он вынужден был искать источник дохода. Скажите, что может соображать юнец в шестнадцать лет?

— Я вступил на трон в пятнадцать, — величественно произнёс император.

— Он — совершенно другое дело, Ваше Императорское Величество. Его не обучали лучшие педагоги. Он жил и зарабатывал, как мог. Я прошу вас сосредоточить своё внимание не на помощнике, а на том, кто жёстко и эффективно манипулировал им, — Матвей показал пальцем на Эдермессера. — Этот человек воспользовался тяжёлой ситуацией Арсения. Навешал ему лапши на уши. И вот к чему это привело. Да, Сапрыкин мог не участвовать в этом, но он не понимал, чем это может для него обернуться. Всё, о чём он думал, — это здоровье его матери. Самого дорогого человека для него. Наши миры, они чем-то похожи. Да многим, на самом деле. В обоих мирах живут люди, у нас красная кровь, мы мечтаем о лучшем для своих семей и совершаем ошибки. В вашей власти сегодня осудить человека или помочь ему раз и навсегда усвоить важный урок. Дать второй шанс. Я прошу вас подумать. Просто рассмотреть возможность смягчения наказания для Арсения Сапрыкина. Он урок усвоил и раскаивается.

Зал молчал. В какой-то момент Матвей почувствовал, что ему удалось спасти коллегу. Караулов встал и посмотрел на императора.

— Слово предоставляется Его Императорскому Величеству, императору Российской империи. Прошу вас, Ваше Императорское Величество.

— Я прожил долгую жизнь и посвятил всю её не своим детям и не императрице. Я не посвятил её заработку или усладам. Я посвятил её Отчизне. Судьба Российской империи — единственное, о чём я думаю, просыпаясь и засыпая. То, что вы видите сегодня, — Божий промысел. Господь верит в великую Русь. И оберегает её от посягательства предателей, думающих только о себе. Эти люди не украли кусок хлеба на базаре и не угнали автомобиль извозчика. Они посягнули на монархию. Императора. И всё государство