Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

с утратой любимого. Любимого! Изменивший, старательно вычеркиваемый из памяти, исчезнувший из моей жизни на десятки лет, привнеся в нее взамен столько лишений и трудностей, мой Рус все равно оставался любимым. Фатально, безвозвратно, неизлечимо.

Моё сознание отказывалось ещё принять окончательность этой потери, плюс физическая боль, которую причинял тяжеленный, ранящий шею и ключицы ошейник и бред, который нес Георг не давали упасть в свое горе с головой.

— При чем тут твоя мать?! Ее не стало много лет назад.

— Верно. Ведь она хотела твоей смерти, Эрин, и у меня не осталось выбора.

Единственным источником света тут был чадящий факел на стене с той стороны решетки, но Георг, облаченный во все чёрное, оставался за пределами светового пятна и я могла засечь его положение только по блеску глаз.

— Что? Ты ведь не… это немыслимо!

— Это было вынужденно, тем более это она же сама все и начала. Видишь ли, Рин, моя мать была как ты в свое время — будущей примой своей стаи, наследницей высшей власти, но пришли Курта и разгромили их. А ее твой дед отдал своему брату, эдакий боевой трофей, ценный только примовской кровью, что в матери текла. И обращались с нею как с поганой подножной долгие годы, пока она не сумела избавиться от навязанного супруга, а остальные Курта не подзабыли, что они всего лишь помилованная чужачка. Вот тогда она и поняла, что время способно поменять очень многое, этому же учила и меня потом.

— Я помню историю твоей семьи. Мне жаль твою мать, но таковы вековые устои хранимых Луной. При чем тут я? Ты решил отомстить Курта таким образом? Уничтожить их последнюю законную приму?

— Рин, да не было моей целью тебя уничтожать, уясни ты это! Мести хотела моя мать, поэтому-то мне и пришлось ее остановить. Ты знаешь, что после устранения твоей матери моя несколько лет была фавориткой твоего отца? — я ошарашено покачала головой. — Да-а-а, она сделала попытку занять место рядом с Эдгаром и заменить тебе мать.

— Убив для этого мою? — обожгло меня внезапной догадкой.

— Ну ты же сама только что сказала — таковы устои хранимых. Конкуренция самок за место рядом с главой стаи всегда была и будет жесточайшей.

— Моя мать была законной примой и парой моего отца!

— Моя тоже обрела бы такой статус и пару однажды, если бы Курта не вмешались. Так что, ее желание получить компенсацию утраченного вполне справедливо было. Но ты ведь знаешь, как твой отец относился ко всем своим фаворитками. Никакого возвышения, а уж тем более предложения стать парой или хотя бы рождения совместных потомков. Так что, через некоторое время единственным желанием моей матери осталась месть. А у меня на тот момент были уже совсем другие планы. Ты и наше совместное будущее стало моей целью, так что погибнуть тебе я не мог позволить.

— Какое совместное будущее, Георг? Тем более тогда. Ты же всегда знал, что мне следовало соединиться с другим примом. И между нами никогда не было даже тени влюбленности.

— Рин, ну не смешно ли тебе самой сейчас говорить о том, что ты должна была сделать, учитывая что в итоге сделала, связавшись с человеком? И при чем тут влюбленность? Неужели ты до сих пор считаешь ее фактором, достойным внимания в столь глобальных вопросах? Сколько сменилось у тебя любовников, а я оставался твоим другом. Мне не составило бы труда соблазнить тебя давно, даже стать первым, но ведь место в твоей постели не гарантировало бы мне право стать равным. Романтика, похоть, страсти, даже банальная дружба, в ее общепринятом сопливом понимании — это проходящая чушь, между нами с самого начала было нечто гораздо более глубокое и фундаментальное.

— И что же это?

— Я увидел в тебе потенциал для своего возвышения, а сам готов был стать тем партнёром, который помог бы тебе сделать Курта ещё более могущественной стаей. По сравнению с этим то, кто там греет нам постель — полная ерунда.

На самом деле, мне внушали примерно то же. Я росла с уверенностью, что увлечения, удовольствия — это одно, а мое предназначение и интересы стаи — совершенно другое, на главнейшее. Верила в это. Пока не встретила Руса, который все перевернул с ног на голову. И к чему это привело? К череде потерь, одной из которых стал и он сам. Ледяной шип боли впился в сердце, и я внутри вся сжалась, ожидая нового прилива пронзающей навылет душевной муки, но она не пришла. Нечто, ещё не поддающееся осознанию внезапно словно окружило мое сердце слоем брони, не позволив сделать кровоточащую рану шире и придав вдруг сил и опору.

— Ты и при отце стал хилиарх-саргом, а потом и проктор-примом, неужели тебе недостаточно было? Тебе же и так сейчас фактически принадлежит вся власть у Курта, чего же ещё? — зарычала я, как можно громче, с секундным опозданием поняв, что же это за оживляющий импульс.

Рус, я уловила лёгкий отзвук его аромата. Пугающе смешанный с запахом свежей крови, но если мой любимый смог сюда прийти, значит его раны были не настолько тяжелы, какими мне показались. Я ведь и вовсе сочла их смертельными, как, видимо и Георг.

— Странно, что ты спрашиваешь, Рин. Что это за фактическая власть, что может быть оспорена в любой момент? Пшик, ничто.

— Что-то мне так не показалось. — пульс мой грохотал все громче, я ничем не могла помочь Русу, разве что только отвлекать подольше Георга, — Курта даже все мои приказы только с оглядкой на тебя исполняли.

— Всего лишь потому, что вернувшись, ты не слишком то торопилась влиться в управление стаей, Рин. Но очень скоро они бы все ощутили, что домой явилась истинная прима. Явилась и отнюдь не относиться ко мне, как и полагается в паре и среди равных. Мне казалось, что я был готов к твоему возвращению, но ты, как и всегда, не стала вести себя так, как было нужно.

— Поэтому ты и спровоцировал конфликт со стаей Дикого? — я с огромным трудом удерживалась от того, чтобы не повернуть голову, всматриваясь в темноту в поисках Руса и выдавая его тем самым, но это были напрасные усилия.

— Нет-нет, не стоит мне приписывать вещи, к которым я не имею