Ты вернешься! - Галина Валентиновна Чередий

— Не, не парься, заживёт, как на собаке. — отмахнулся и уставился в небо в нетерпеливом ожидании.

Лететь — это не по дорогам плутать, так что вертолет завис надо мной где-то минут через сорок, но мне все равно они почудилось дико долгими. Вскарабкался по сброшенной лестнице, махнул всем, встал за креслом пилота, согнувшись и стал показывать, куда лететь.

— Живо-живо! — прихватив из ящика одну из болгарок, я выпрыгнул ещё до приземления и первым делом снёс запор на входной двери.

— Эрин, ты как? — окликнул, практически скатившись по лестнице в подземелье.

— Жива. — ответила княжна, но что-то такое мне почудилось в ее голосе, что прямо жутью пробрало до костей.

Георг был, как я его и оставил, разве что обернулся и пялился на меня с бессильной ненавистью.

Решетка пилилась адски хреново, на один прут только улетело сразу несколько дисков лучшего качества. Все время работы Эрин сидела на полу, подтянув к себе колени с прямой спиной и неотрывно следила за мной, не проронив ни слова, пугая меня все сильнее.

Чтобы спилить ублюдский ошейник пришлось закутать княжну в мокрые тряпки и засунуть их же под металл, чтобы искры не обжигали и без того уже истерзанную и только начавшую подживать нежную кожу. Эрин послушно делала все, что говорили, помогая себя освободить.

— Спасибо, мужики! — с чувством сказал я, хватая свою женщину на руки, как только поганое железо упало на пол и понесся вон отсюда, к солнечному свету и свежему воздуху.

— Рус, а с этим что делать? — крикнули мне вслед, имея в виду Георга.

— Грузите и везите его к нам в подвал. У меня к нему ещё вопросы есть. — бросил через плечо.

Хотел нести Эрин сразу в вертолет, но она внезапно освободилась и соскользнула, становясь на землю и отстраняясь. Покачнулась, сделала один неуверенный шаг, ещё и ещё, и внезапно сорвалась, помчалась вперёд, не разбирая дороги.

— Эрин! — заорал я и ломанулся следом. — Куда ты? Чё за дела?

Вместо ответа княжна вдруг завыла, протяжно, тоскливо, по-звериному, и это было особенно жутко в человеческом обличии. Этот вой длился и длился, пока в ее лёгких не кончился воздух, а ноги не подломились. Эрин рухнула на землю, сгибаясь и утыкаясь лбом в траву.

Я бухнулся на колени рядом, но прежде чем коснулся ее, княжна вскинулась сама, молниеносно обвивая мою шею руками и прижавшись всем сотрясающимся от рыдания телом.

— Детка-детка, все закончилось, все хорошо уже! — растерянно забормотал я, пока она как-то отчаянно судорожно гладила меня везде, где доставала, тискала в объятиях и осыпала лицо краткими, жгучими поцелуями, мешая их с потоком слез. — Ну же, родная, успокойся, все хреновое в прошлом.

Я не великий мастак в утешении плачущих женщин, а плачущая княжна, это в принципе нечто немыслимое для меня, так что, чувствовал себя неуклюжим дебилом. Пытался поймать ее губы, но Эрин не давала их мне, взобралась мне на колени, продолжая гладить щеки и плечи, целовать и плакать. Так безысходно горько, что у меня в груди будто нож с каждым ее всхлипом проворачивался.

— Столько лет… столько лет… — прорвались ее первые слова сквозь рыдания и она прижалась ко мне, пряча лицо на груди, — Мать всех стай… Рус… столько лет… напрасной боли…Не вернуть… Не исправить… как же больно!

— Детка, если не объяснишь, я ведь ни черта не пойму, — мягко упрекнул я и, запустив пятерню в ее волосы, заставил таки поднять лицо и посмотреть мне в глаза. — Ну же, расскажи в чем дело, а то я уже прям очкую.

Но вместо слов получил новый поцелуй, жадный, соленый, напористый, точно как наш первый когда-то, уйму лет назад. И так же, как и тогда завелся с нуля до сотни за пару общих вдохов. Я для нее всегда буду загораться и полыхать, это же моя женщина с глазами Солнцами, в жаре и свете которых только и могу жить с того момента, как попал в притяжение этого светила.

— Рус-Рус-Р-р-рус! — забормотала-заворчала Эрин, отрываясь от меня лишь на краткие секунды.

Отшатнулась, привстала на коленях, рванула ширинку позаимствованных мною брюк и скользнула изящной, но такой сильной рукой, обхватывая по-хозяйски мой ствол. Мне по нервам хлестнуло жестким разрядом, по глазам полоснуло красным маревом, по разуму долбануло кувалдой похоти, молниеносно вышибая все, кроме одного знания — моя Эрин хочет меня прямо сейчас. Она хочет, а я подыхаю от свирепого желания, запредельного уже вот так, сходу, от одного только касания-требования любимой.

— Убери! — повелела Эрин, и я дернул ворот своей же рубашки с ее плеч, обнажая ее тело.

Княжна упёрлась одной рукой мне в плечо, вынуждая откинуться, а второй направила в себя, опускаясь и двинув бедрами навстречу.

Зашипели мы в унисон, одинаково наказанные-одаренные за поспешность проникновения ожогом от недостатка влаги, но совершенно не готовые остановится. Эрин прогнулась, раскачиваясь на мне, принимая все глубже и подставляя под мой жадный рот свою шею, ключицы и груди с дерзко торчащими сосками. Я целовал, облизывал, царапал зубами солёную от все льющихся потоком слез кожу, тиская ее ягодицы. Всего заколбасило от потребности насадить на себя Эрин до предела, но держался-держался. Я держался, в моя княжна не стала. Резко поднявшись, она толкнулась мне навстречу, не жалея обоих, вышибая общий вскрик.

— Тише-тише, детка… — взмолился, глотая слова от бешеного вихря вожделения в башке и страха перед ее болью одновременно. — Не торопись, любимая… Понежнее с собой…

Нежничать Эрин не собиралась, вцепилась мне в плечи и взяла сходу убийственный темп, вышибая остатки рассудка и выдержки.

— Ничего… не было… ничего … не было… ничего… — вскрикивала она на каждом рваном вдохе, насаживаясь яростно, мотая головой и разбрызгивая слезы. — Зря…зря…вся боль… зря…

Я не понимал о чем она, мне было плевать на все сейчас, я был в ней, в жаре, в тесноте, в безумном кайфе, я летел к выносу мозга оргазмом и был способен воспринимать только летящую со мной в унисон любимую женщину, а весь мир с прошлым, настоящим, будущим пусть горит к хренам пока.

Первый протяжный гортанный стон, жесткая судорога, моя команда “можно!” , что прокричало мне тело любимой и нокаутирующий “ба-бах!” по сознанию. Один, другой и еще и еще, затухающие