Полет птицы Пэн - Priest P大

И неудивительно. По свету гуляло так много слухов и легенд, и чаще всего в них говорилось не о вольных странствующих заклинателях, а о тех, кто вступил в кланы. А члены кланов как будто только и делали, что строили козни и пытались сжить друг друга со свету.

В то время как в клане Фуяо был только глава с горсткой неоперившихся птенцов. Возможно, даже банда парней из ближайшей деревни была куда сильнее, чем они.

Но за последние пару дней Чэн Цянь постепенно узнал о том, что у него есть не только шибо, но и шицзу. Хоть тут и нечем было гордиться.

Взглянув на выходцев из одного клана – на своего шибо, для которого перевернуть мир вверх дном было плевым делом, и своего шицзу, лучшего темного заклинателя в мире, а затем на своего простоватого учителя, «живущего, чтобы достичь бессмертия», – Чэн Цянь не мог не задаться вопросом, не было ли тайной целью клана Фуяо разъяснить миру смысл фразы «добро вырастает на чи, зло на чжан»[122].

Более того, теперь Чэн Цянь не мог решить, какое определение лучше подходит клану Фуяо: «клан домашних птиц» или «гнездо темных заклинателей»?

Поняв, что его узнали, господин Бэймин вздохнул. Черный туман вокруг его тела рассеялся, открыв истинный облик.

Он не походил ни на бессмертного, ни на умудренного жизнью даоса, но и страшное чудовище не напоминал. Он выглядел как обычный человек.

Глубоко посаженные глаза лишь добавляли его лицу привлекательности. В остальном же легендарный Первейший на Темном Пути оказался невзрачным мужчиной средних лет. Изможденным, с необыкновенно бледным лицом и проступающей на висках сединой.

Сомкнув ладони и спрятав их в длинных рукавах, господин Бэймин стоял возле своего одинокого трупа. Затем он махнул рукой и сказал:

– Встань, сяо Чунь. Ты ни разу не становился передо мной на колени, когда я был жив, так что ты теперь из себя корчишь?

Мучунь чжэньжэнь охотно встал, как ему было велено, и положил Лужу на землю, позволив ей подползти к Чэн Цяню.

Чэн Цянь все так же молчал.

Он вдруг понял, что это традиция клана Фуяо – не выказывать должного уважения старшим и учителям.

– Я думал, что ты умер, а твой изначальный дух переродился. Вот почему я даже принял сяо Цяня за твою реинкарнацию: у него такой же бацзы[123], и своим скверным характером он напоминал тебя. Но я никогда не думал… что твоя душа задержалась в этом мире, привязавшись к трем медным монетам. – Мучунь чжэньжэнь ненадолго замолчал, прежде чем обиженно продолжить: – Учитель, если уж ты должен был к чему-то привязаться, то почему выбрал именно медные монеты? Даже если ты не смог найти золотые слитки, серебряные тоже вполне бы подошли!

Когда лицо господина Бэймина было прикрыто плотной вуалью черного тумана[124], аура могущественного темного заклинателя сочилась из каждой его поры, заставляя всех, кто его видел, с готовностью падать ниц. Но теперь, открывшись перед кем-то, он больше не внушал страха.

– Не неси чушь. Сделай я это, был бы у меня шанс увидеть тебя снова? Ты бы промотал все серебро, чтобы удовлетворить свои насущные потребности.

Господин Бэймин усмехнулся, глядя на Мучунь чжэньжэня с выражением легкой печали на лице. С таким же лицом Мучунь разговаривал с Янь Чжэнмином.

– Учитель, времена изменились. Наш клан уже не так беден, как во времена, когда вы его возглавляли.

– Я знаю. Ты не стал мелочиться и заполучил в ученики божество богатства, – саркастично заметил господин Бэймин, не изменившись в лице.

Обменявшись короткими фразами, двое мужчин, так долго не видевшие друг друга, мельком переглянулись и вдруг разразились смехом, немало озадачившим Чэн Цяня.

Взяв Лужу на руки, он растерянно всматривался в пустые глазницы скелета, совершенно не понимая, что так развеселило старших.

Мгновение спустя Мучунь чжэньжэнь перестал смеяться и спросил:

– Одна из твоих бессмертных душ рассеялась в путешествии по Долине Демонов, другая сгорела в Поглощающей Души Лампе, выходит, это последняя? Если изначальный дух надолго задержится в этом мире, не имея никакой опоры, даже господин Бэймин в конечном счете полностью исчезнет, верно?

– Исчезну я или нет – это не так уж и важно. – Господин Бэймин снова улыбнулся.

– А как насчет шисюна, он тоже умер?

Перед десятками кораблей и под бесчисленными взглядами Мучунь должен был называть его по имени, Цзян Пэн. Но теперь, перед господином Бэймином, скрывать было нечего, и он использовал обращение «шисюн».

Господин Бэймин помолчал, наполовину прикрыл глаза и ответил:

– Он не исчез из мира полностью. Силой своей души я загасил пламя. Скажем, я тяжело его ранил. Но тело твоего шисюна слилось с Поглощающей Души Лампой. Его дух стал ее сущностью, он никогда больше не сможет переродиться. Он больше не человек, поэтому, вероятнее всего, он может считаться мертвым.

– Он узнал тебя? – снова спросил Мучунь чжэньжэнь.

Господин Бэймин продолжал улыбаться, ничего на это не ответив. Его молчание как бы говорило: «Теперь, когда все так обернулось, имеет ли значение, узнал он меня или нет?»

Затем он повернулся к Чэн Цяню и доброжелательно сказал:

– Дитя, я вижу тебя уже в третий раз. Подойди ко мне.

Чэн Цянь сделал несколько шагов, но так и не подошел к господину Бэймину, как ему было сказано. Вместо этого он молча остановился рядом с Мучунь чжэньжэнем и, так и не определив, как следует обратиться к господину Бэймину, выразил уважение бесстрастным поклоном.

Несмотря на то, что учитель и господин Бэймин болтали как близкие друзья, интуиция подсказывала Чэн Цяню, что на деле все может быть совершенно иначе.

Если все действительно было так, как выглядело, то Чэн Цянь не мог понять, почему учитель ни разу за последние годы не упомянул их шицзу и почему до сих пор не похоронил его кости.

Господин Бэймин слегка склонил голову и терпеливо спросил:

– Ты вздумал провалиться в медитацию посреди кровавого сражения, маленький наглец. Что же ты постиг в тот момент?

Чэн Цянь поколебался, но вежливо ответил:

– Просвещенный вами, старший, и Тан чжэньжэнь, я научился быть бесстрашным перед небом, землей, людьми и целым миром.

Его ответ всколыхнул в сердце господина Бэймина множество чувств. Какое-то время он внимательно изучал Чэн Цяня, а после мягко произнес:

– Хороший мальчик. В конце концов прерванный род клана Фуяо снова продолжился.

Услышав это, Чэн Цянь остолбенел.

Мгновенно изменившаяся внешность учителя, кажущийся безжизненным колонок и слова Цзян Пэна о том, что