Башни Латераны - Виталий Хонихоев

class="p1">— Поздно, — жёстко сказал Курт: — Ты уже поднял мертвяка. Ты уже — некромант и если про то прознает Церковь и если ты попадешь в лапы святой инквизиции, то твой путь будет очень коротким, мучительным и в конце этого пути обязательно будет костер. Все уже случилось, малыш. Вопрос в том, используешь ли ты свою силу, чтобы спасти людей, или прячешься, пока они умирают.

Тишина.

Только треск факелов и тихое дыхание Лео.

Курт смягчил голос:

— Я не прошу тебя стать героем. Я прошу тебя сделать то, что ты умеешь. Использовать то, что у тебя уже есть. Может ты не знаешь как поднимать новых мертвых воинов. Но один у тебя уже есть. Одна.

Он положил тяжёлую руку на плечо Лео:

— Город в тяжелой ситуации, парень. Но ты можешь его спасти. Не один — но ты можешь дать нам шанс. Хоть какой-то.

Лео долго молчал. Потом поднял голову.

— Я хочу упокоить ее. — сказал он: — она… она заслуживает покоя, а не этого всего. При жизни она была… она была очень яркой, доброй и красивой! Я не хочу, чтобы она продолжала убивать! Она никогда бы… — он сглотнул и замолчал. Командир Курт сделал шаг вперед и остановился у стола, разглядывая лежащую на нем девушку.

— Что значит «была красивой»? — сказал он вслух: — как по мне так она и сейчас все еще красавица. А что же до того, что она была доброй… ты ведь уже принял решение, не так ли?

— Что? Но…

— Ты же мог бы приказать своей мертвячке напасть на меня. Я видел на что она способна. Мы с тобой вдвоем в этой комнате. Можно убить меня, пользуясь ее силой. Убить и ограбить оружейную… а потом — убежать из города. Убить стражей на стене, спуститься вниз по веревке и исчезнуть в лесах. С такой помощницей вряд ли тебе будет страшен случайный патруль Арнульфа или засада лихих людишек. Ты всегда мог удрать… много кто удрал из города. Например, этот как его… Теодор фон Ренкорт.

Лео выпрямился, стиснув кулаки. Он не побежит как последний трус. Это и его город. Тут его семья, отец и матушка, маленькая Мильна, соседи, знакомые, однокурсники по Академии, повар Вильгельм, который «от щедрот» мог подарить кусок мяса домой, хохотушка Маришка, старый Густав и другие. Он не такой как этот…

— Вот видишь. — кивает Ронингер, внимательно следивший за его реакцией: — ты уже принял решение. Ты будешь драться вместе со всеми, просто тебе претит мысль использовать свою девушку в качестве оружия.

— Алисия… она не моя девушка!

— Да ладно, малыш. Раньше она могла принадлежать сама себе или там отцу с матушкой, могла в монастырь уйти и принадлежать Престолу Господню, но теперь она — твоя.

— … — почему-то мысль об этом — согрела его сердце. Алисия — моя, подумал он и тут же выругал себя за такие мысли. Как он мог о таком подумать⁈ Он бросил быстрый взгляд на нее и торопливо прикрыл ее тело табардой с тремя башнями. Потому что она лежала в очень откровенном наряде, в том самом платье, в котором ее и похоронили, только уже изрядно потрепанном. Нет, он обязан дать ей покой, проводить ее в Царствие Небесное… а с другой стороны — она же самоубийца. Значит не будет ей никакого искупления, а гореть ей в аду за грехи свои до скончания времен. А пока она все еще тут, она хоть в огне не горит… а что если душа ее горит? Но если душа ее горит, то что тут осталось? Всего лишь тело? Тогда использовать это тело во благо людей — не грех?

У него заболела голова, он целый день не ел толком и не отдыхал, накопившаяся усталость навалилась разом, словно огромная гора и он устало вздохнул.

— Что… что мне делать? — спросил он, желая только одного — закрыть глаза и забыться сном, потом проснуться и понять что все это ему приснилось.

Курт выпрямился, и на его лице появилась тень улыбки — профессиональной, деловой:

— Во-первых, доспехи. У барона в этой оружейной есть полный комплект женских лат — делали для его дочери, когда она мечтала стать воительницей. Конечно, та вышла замуж и перестала мечтать об этом, но на какой-то день рождения он ей подарил полный комплект. Лёгкие, прочные, с закрытым забралом. Наденем на твою девочку — никто не увидит лица, не услышит дыхания.

Он начал расхаживать, обдумывая план:

— Во-вторых, легенда. Я скажу барону, что она — паладин из южного Ордена Триады. Дала обет молчания и скрытности. Имени не называет, лица не показывает. Сражается за веру. Барон поверит — ему выгодно. Церковь поверит — им нужно чудо.

— В-третьих, ты. Ты станешь её оруженосцем. Будешь рядом, следить, чтобы никто не подошёл слишком близко. Если кто спросит — скажешь, что она запретила тебе говорить о ней. Будешь так сказать ее голосом. Понятно, что если она дала обет не разговаривать и не показывать лица, то ей нужен кто-то, кто будет говорить от ее имени.

— А если… если кто-то поймёт? Если кто-то догадается? — спросил Лео. Но спросил больше для проформы, он уже не боялся. Что-то щелкнуло внутри у него сегодня днем и с тех пор он больше не боялся. Он знал, что закончит на костре, а перед этим его обязательно будут пытать и смирился с этим.

Курт пожал плечами: — Какая к черту разница? Церковь уже не та что была, да и инквизиция в силе только в городе святого престола, так что пока в Альберио не собрался — никто тебя на костер не потащит. Вступите в наши ряды. «Черные Пики» своих не выдают. Пока ты с нами тебе ничего не грозит. Пять серебряных в неделю тебе и один золотой — ей.

Он подошёл к стойке с доспехами, остановился у манекена с полным женским комплектом лат — лёгкая кираса, наручи, поножи, шлем с забралом. Всё серебристое, с гравировкой в виде цветов и птиц — работа мастера, явно дорогая. Изящная, красивая, больше подходящая для парада чем для поля битвы.

— Примерим? — спросил Курт.

Лео встал, подошёл к столу, где лежала Алисия. Посмотрел на неё — на бледное, безмятежное лицо, на сложенные руки, на грудь, которая не поднималась и не опускалась.

—