Саат. Город боли и мостов - Дарья Райнер

– Нет, мон Борлоу, – он снова обращается к нему официально, окончательно придя в себя после пережитого. – Мы плывём на остров Семи Ключей. Доставьте меня туда – и получите плату в двойном размере.

Брайд потирает колючий, заросший недельной щетиной подбородок. Неплохая сделка. Сколько бы ни ушло на ремонт, он всё равно в плюсе. Берег Семи Ключей с его дюжиной мелких островов – главный транспортный узел Ядра. И вместе с тем – сердце преступного мира, которым заправляет Спрут. Соваться туда опасно.

Но внутри что-то царапает. Влечёт. Как тогда, в шестнадцать лет. «Моё сокровище, только моё…»

Он не дотрагивается до жемчужины, но чувствует зов – полузабытый, воскресший, живой.

«Есть те, кто видят, и те, кто закрывают глаза», – говорила старуха.

Один раз он уже закрыл глаза на предназначение. Думал, что сбежал, но судьба – вот она: синеет, переливаясь, на чужой ладони.

Сжимая зубы, Брайд отворачивается. Задаёт курс для «Саат». Его любимая девочка, хоть и покалеченная, дотянет до пункта назначения, а он подлатает её по пути – заделает течь. Они всегда заботятся друг о друге.

Она – его сердце, но не душа.

Не ка-сеф.

СТРАНИЦА ПЯТНАДЦАТАЯ. Бездна

71 день Рассвета, 297 г. от ВП

Стоянка Плавучего Дома

На мелководье белели камешки: размером с ноготь большого пальца, гладкие и круглые – в самый раз для ожерелья, – но внучки Сатофи предпочитали жемчуг. Старшие, Джа́ра и Си́та, были лучшими ныряльщицами племени, они не боялись глубин и с радостью исследовали новые берега, к которым подходил Плавучий дом.

У гостеприимных островов та-мери оставались на несколько недель или даже месяцев, в зависимости от времени года; недружелюбные старались миновать как можно скорее, чтобы избежать встреч с колонистами, имперскими картографами или авантюристами – путешественниками, нередко одержимыми поиском сокровищ.

В этом крылась разница между белыми людьми с континента и та-мери: они почитали за сокровища разные вещи и по-разному смотрели на дары, преподносимые жизнью.

«Богат не тот, у кого всё есть, – смеясь глазами, говорил Сатофи, – а тот, кому ничего не нужно». Сам наставник не владел ничем, несмотря на почтенный возраст и статус духовного старейшины. Всё, что племени посылало море, делилось поровну. Устрицы не были чьими-то, как не принадлежал кому-то одному общинный дом.

Вещи, которые изготавливали мастера, использовали в быту те, кому нужнее. То, что меняли, шло во благо. Но такое случалось редко. Кочевые племена жили обособленно, и на памяти Нуры лишь единожды они шли на плотах вместе с другим кланом, где советником старейшины был Райто, тама’тей Сатофи – сын брата по отцу. Для каждого родственника, даже самого дальнего, в языке та-мери жило отдельное слово.

Многие колонисты, бравшиеся за изучение из любопытства, быстро сдавались, столкнувшись с непривычной системой произношения, и только единицы упорно продолжали путь. Такие люди обычно не таили злых помыслов в душе и с честью выдерживали испытания старейшин, получая статус тейна-ма – «белого сородича», равного во всём, кроме возможности взять в жёны тамерийскую девушку.

Существовали, конечно, сказки о том, как красавица, влюбившись в чужака, сбегала с ним из племени, следуя за зовом сердца… но для того они и сказки.

Нура любила рассказывать истории, но ещё сильнее – слушать. Долгими светлыми вечерами, когда главный плот был освещён огнями, а члены племени собирались в круге. Начинали обычно старшие. Любимые истории повторялись снова и снова, не надоедая, несмотря на известные финалы. Рассказывали каждый раз по-новому, другими словами.

В словах таилась суть. Поменяй одно, и может измениться ход сюжета: герой превратится в злодея, а храбрый друг отправится на поиски иным путём.

Нура любила менять слова местами и смотреть, что получится. До неё редко доходила очередь в «круге песен» – поро вай‘ата, – но после она повторяла сказки про себя по много раз, чтобы не забыть. Прокручивала события в голове, давала героям советы и представляла, как те поведут себя в разных ситуациях. Станет ли дева сбегать с иноземцем, если узнает, что без её дара целительницы погибнет племя? Найдёт ли выход белый человек, отправившийся за советом в глубокую пещеру, чтобы ступить на дорогу миха-ки – «видящих в тумане» – и самому обрести полезный дар? Примет ли старейшина в семью того, кто нарушил заветы, но добыл нечто важное?

Все эти вопросы крутились в голове Нуры, пока она плела узлы на сетях или помогала отцу Джары смолить доски плота, пока очищала от кислой кожуры плод римана или пробовала на ощупь воду, готовясь нырнуть вслед за «сёстрами», – совсем как теперь.

В прозрачной воде плавали стайки мальков. Хватали за щиколотки мягкими губами. Щекотно. Нура зашла в тёплую ласковую воду, осторожно ступая по камням, которые становились крупнее по мере удаления от кромки берега. Некоторые из них были покрыты коврами водорослей. Нура звала их вари-нэ – «изумрудные волосы» – и любила дотрагиваться, проводя ладонью по шелковистым прядям. На удачу.

Обернувшись, она увидела протоку, за которой стоял Плавучий Дом, закреплённый канатными тросами. Тихие отзвуки голосов долетали с той стороны.

Нура почему-то медлила. Джара и Сита отошли гораздо дальше, прежде чем нырнуть и разведать местные рифы, а тринадцатая из внучек Сатофи – не родная ему по крови – жалась у берега. То был не страх, вовсе нет.

Она ныряла прежде. С каждым разом ей удавалось задерживать воздух в груди всё дольше. Суть не в том, чтобы терпеть, пока не потемнеет в глазах и жар не разгорится в груди, а в том, чтобы смирить разум, направив его одновременно вовнутрь и вовне, отказаться от прочих чувств и просто довериться внутреннему голосу. Песне жемчуга, которая становилась всё громче, если ты плыл в верном направлении.

Говорят, многие ныряльщики сходили с ума: голоса не желали покидать их даже на суше. Они становились одержимыми добычей и искали самые ценные из сокровищ – священные ту-нор, «капли жизни», которым под силу не только исцелить душу человека, но и связать судьбы друг с другом.

Джара и Сита мечтали найти берег, где живут легендарные устрицы-огнёвки. Для племени это будет большим праздником. Неудивительно, что воодушевление передалось и Нуре, которая не рассчитывала отыскать чудо на глубине, но очень надеялась, что сёстрам повезёт.

Зайдя глубже, она раскинула руки и с благодарностью приняла объятия волн. Берег был пологим, и чем дальше она уходила от стоянки, тем сильнее росло ощущение, что Нура здесь одна – вокруг только шёпот воды и шелест крон над головой.

Она и море. Бескрайнее вечное