Гамбит Курьера - Всеволод Бельц

class="p1">"Память – это структурированная информация. Но есть и другая. Эхо. Я помню их эхо. Одно из них любило наблюдать, как кристалл растет в насыщенном растворе. Оно называло это 'упорядоченным чудом'. Другое создавало звуковые волны, которые заставляли пыль собираться в сложные узоры. Они были… художниками энтропии. "

"Художниками распада? Звучит зловеще".

Не все, что заканчивается, зловеще, Алекс. – впервые "Ключ" обратился ко мне по имени. Это было… странно. – Ваши закаты – это смерть дня. Ваши симфонии – это путь звука к тишине. Ваши жизни – это красота в своей конечности. Они это ценили. Но они боялись забвения.

И в этот момент я его почти понял. Не программу, не артефакт. А последнее эхо цивилизации, которая так отчаянно хотела, чтобы ее помнили, что рискнула постучать в самую страшную дверь во Вселенной.

На пятый день полета через ничто Лазарь нарушил тишину.

"Капитан".

"Что там? Неужели нашел захудалый астероид?" – вяло спросил я.

"Нет. Я зафиксировал гравиметрический след. Очень слабый, на самой границе чувствительности. Это тахионный след от гиперпрыжка".

Я напрягся. "Уборщики"? Они нас нагнали?"

"В том-то и дело, капитан. След не позади нас. Он впереди".

Я уставился на тактическую карту. Пустое пространство. И крошечная, едва заметная точка, обозначающая место предполагаемого выхода из прыжка. Прямо на нашем курсе.

"Они не гнались за нами, Лазарь," – медленно произнес я, и ледяной ужас сжал мое сердце. – "Они знали, куда мы летим. Они обогнали нас. Они… ждут нас там".

Они не пытались нас перехватить. Они решили встретить нас у финиша. Не просто уничтожить Ключ, а сделать это у порога того самого места, куда он так стремился. Это была не просто санитарная операция. Это была казнь. Публичная и демонстративная.

Я посмотрел в черноту впереди. Она больше не казалась просто пустой. Теперь у нее появилось направление. Цель. Точка невозврата, в которой нас уже ждал палач.

"Ключ, они здесь," – набрал я. – "Что будем делать?"

Мы не можем остановиться. Мы не можем повернуть назад. – ответ был мгновенным и лишенным всяких сомнений.

Я посмотрел на старую фотографию на приборной панели. Лодка. Озеро. Спокойствие. Другая жизнь. Жизнь, где самой большой проблемой было найти сухие дрова для костра.

То, что они охраняют, – появилось новое сообщение, – это не дверь. Это зеркало. Они боятся увидеть в нем свое отражение.

Я не знал, что это значит. Но я знал одно. Бежать больше некуда. Впереди – либо конец пути, либо просто конец.

Глава 9. Корабль-призрак

Встреча с "уборщиками" произошла не так, как я себе это представлял. Не было ни ослепительных вспышек орудий, ни яростных маневров. Была тишина, которая стала еще гуще и тяжелее.

"Химера" просто появилась на наших экранах. Она дрейфовала прямо по курсу, как скала посреди спокойного моря. Неподвижная, темная, она, казалось, была частью этой первозданной пустоты. Ее рваные, асимметричные контуры больше не выглядели уродливо. Здесь, в этом абсолютном ничто, они смотрелись пугающе органично.

"Они не включают системы вооружения," – доложил Лазарь. В его голосе не было эмоций, но сама констатация факта была красноречивее любого крика. – "Силовые щиты не подняты. Реакторы работают на минимальной мощности".

Они не готовились к бою. Они ждали.

Мы сокращали дистанцию. Тысячи километров, которые в космосе не значат ничего, превращались в непреодолимую преграду. Я вел корабль вручную, пальцы вспотели на гладком пластике штурвала. Я мог бы отвернуть, попытаться обойти их. Но какой в этом смысл? В этом пустом пространстве любая траектория вела только к ним.

Они хотят поговорить, – высветилось на инфопаде.

Я горько усмехнулся. "Поговорить? После того, как они гнались за нами через полгалактики? Это вряд ли. Скорее, зачитают приговор".

Но канал связи открылся. Входящий вызов. Без видео. Только голос.

"Курьер," – раздался звук из динамиков. Это не был человеческий голос. И не синтезированный, как у Лазаря. Он был… составным. Как будто сотни разных голосов – мужских, женских, детских, старых – говорили в унисон. Они не кричали, они звучали спокойно, но от этой многослойной гармонии по спине бежали мурашки. – "Твой путь окончен. Ты привез аномалию к месту утилизации. Мы благодарны за содействие".

Содействие? Меня едва не размазали по астероидному полю, а теперь благодарят. Цинизм, достойный меня самого в лучшие годы.

"Я никуда ничего не привозил," – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – "Я выполняю контракт. Доставка груза в точку назначения".

"Точка назначения – ошибка," – произнес хор голосов. – "Великая Ошибка. Ты несешь искру к пороховой бочке, не понимая последствий. Мы видели эти последствия. Мы – их последствия".

Я напрягся. "Что вы имеете в виду?"

"Этот корабль," – хор голосов, казалось, на мгновение дрогнул. – "Наша 'Химера', как ты его называешь. Он не построен. Он собран. Из останков тех, кто пытался пройти за Дверь до тебя. Из кораблей исследователей, авантюристов, пророков. Мы – их эхо. Коллективная память, ставшая стражем. Мы – живое предупреждение".

Мой взгляд метнулся на трехмерное изображение "Химеры". Асимметричные выступы, разнородные сплавы, органика… Это были не просто дизайнерские изыски. Это были фрагменты других кораблей. Других судеб. Этот корабль был кладбищем. Летающим монументом чужой катастрофы.

"Но он… Ключ… говорит, что может все исправить. Создать фильтр. Впустить только принцип, а не хаос," – вырвалось у меня. Аргумент прозвучал жалко даже для моих собственных ушей.

"Ребенок, нашедший спички, тоже верит, что сможет зажечь всего одну," – безжалостно ответил хор. – "Они тоже так думали. Все они. Каждый верил, что именно он будет тем, кто сможет контролировать первозданную силу. Но огонь не делает различий. Он просто горит. А то, что за Дверью… оно просто упорядочивает. Без остатка. Без исключений. Без жизни. Потому что жизнь – это прекрасный, теплый хаос".

В рубке повисла тишина. Их слова имели вес. Вес сотен погибших экипажей, чьи корабли теперь были частью их тюрьмы.

Они лгут, – вспыхнуло на инфопаде. – Они боятся не Порядка. Они боятся потерять свою уникальность. Свой эгоизм. Свою скорбь. Они – культ боли. Они поклоняются своим шрамам.

Я был разорван надвое. С одной стороны – логичные, ужасающие в своей правоте доводы живого кладбища. С другой – отчаянная, почти безумная надежда из стазис-контейнера. Стражи и заключенный. Тюремщики и мессия. И оба шепчут мне на ухо свою правду.

"Отдай нам контейнер, курьер," – продолжил хор, и в нем послышались умоляющие нотки. – "Мы уничтожим его. И мы отпустим тебя. Ты сможешь вернуться к своей жизни. К своему хаосу. К своему кофе. Забудь об этом, как о дурном сне".

Заманчиво. До ужаса заманчиво.

Я посмотрел на тактический экран.