Точка Лагранжа - Эдуард Сероусов

уже выглядит как яркая звезда среди других звезд. Странное чувство – знать, что там, в этой точке света, сосредоточена вся история человечества, все, что мы когда-либо знали и создали. И вот мы здесь, удаляемся от нее, направляясь к чему-то совершенно неизвестному.

Экипаж постепенно привыкает к жизни на корабле. Формируются естественные группы по интересам и специальностям. Я замечаю, что «научная фракция» – Такеда, Оконкво, Мендес, Патель, Мбеки и я – часто собирается в лаборатории на верхнем уровне для обсуждений, даже когда это не связано с непосредственными задачами. «Техническая фракция» – Хан, Дюпон, Чжан Лин – предпочитает инженерный отсек. Соколова, Тейлор и Ковальский представляют что-то вроде «административной фракции», хотя Ковальский, как врач, часто переходит между группами.

Интересно наблюдать, как разные культуры и научные традиции сталкиваются и взаимодействуют. Вчера была увлекательная дискуссия между Такедой и Мбеки о философских импликациях квантовой механики, где восточный и африканский подходы к пониманию реальности создали удивительный синтез.

Что касается моей работы – я провожу большую часть времени, анализируя имеющиеся данные о «Тессеракте» и разрабатывая новые гипотезы о его природе. По мере приближения я надеюсь получить более четкие наблюдения, которые позволят сузить круг возможностей.

Один аспект особенно интригует меня: практически нулевое альбедо объекта. Материал с такими свойствами не должен существовать естественным образом. Он не просто черный – он словно отсутствует в электромагнитном спектре, создавая впечатление дыры в ткани пространства. Что если это не твердый объект в нашем понимании, а что-то более сложное – интерфейс между различными состояниями материи или даже своего рода «окно» в другое пространство?

Звучит фантастически, но когда имеешь дело с потенциально внеземной технологией, границы между наукой и фантастикой становятся размытыми.

Иногда по ночам (если можно использовать этот термин в космосе, где нет рассветов и закатов) я смотрю на звезды через виртуальный иллюминатор и думаю о масштабах того, что мы делаем. Человечество всегда задавалось вопросом: одни ли мы? И вот, возможно, мы наконец получим ответ.

Я должен признаться, что испытываю не только научное любопытство, но и что-то более личное. Мой дед, который вырастил меня и привил любовь к астрономии, всегда говорил, что наша способность задавать вопросы о космосе делает нас больше, чем просто биологическими организмами на маленькой планете. Он считал, что поиск знаний – это то, что определяет нас как вид.

Интересно, что бы он сказал сейчас, если бы знал, что его внук направляется к потенциальному доказательству существования иных цивилизаций?»

Чен остановился, перечитывая написанное. Он не собирался углубляться в личные размышления, но что-то в бесконечной тишине космоса, в отдалении от всего знакомого, располагало к интроспекции.

Он сохранил запись и выключил экран. Завтра начнется новый день миссии, еще один шаг к встрече с неизвестным.

Глава 4: «Рутина»

Корабль «Визитёр» неуклонно двигался к своей цели, каждый день приближаясь к точке Лагранжа L4 на сотни тысяч километров. Но в пределах его корпуса время текло иначе, подчиняясь собственному ритму, диктуемому корабельными часами и установленным распорядком.

К концу первого месяца полета экипаж полностью адаптировался к жизни на корабле. Сформировались привычки, ритуалы, маленькие традиции, помогающие структурировать бесконечное однообразие космического путешествия.

Для Чена день обычно начинался в 6:30 по корабельному времени. Пятнадцать минут в крошечной душевой кабине – роскошь, возможная благодаря продвинутой системе рециркуляции воды, затем быстрый завтрак в общей столовой. В 7:30 – обязательный утренний брифинг под руководством Соколовой, где обсуждались текущие задачи и статус корабельных систем.

С 8:00 до 12:00 – первая рабочая сессия. Для Чена это обычно означало работу в главной научной лаборатории, где он анализировал все более четкие данные о «Тессеракте», поступающие с передовых телескопов корабля, или разрабатывал теоретические модели его структуры и функций.

В 12:00 – обед, за которым часто следовали оживленные дискуссии. В 13:00 – обязательная физическая тренировка. Два часа в тренажерном зале под наблюдением Ковальского, следящего за тем, чтобы все члены экипажа поддерживали необходимую физическую форму для длительного космического полета.

С 15:00 до 19:00 – вторая рабочая сессия, часто с другим фокусом, чем утренняя. Иногда это была совместная работа с другими специалистами, иногда – обучение смежным навыкам, необходимым для миссии.

Вечера после 19:00 были относительно свободными. Ужин, социальное время, личные проекты, отдых. В 23:00 – отбой, хотя некоторые члены экипажа, включая Чена, иногда задерживались, работая над чем-то интересным или просто наслаждаясь редкими моментами уединения.

Каждый день повторял предыдущий с небольшими вариациями, создавая комфортную предсказуемость, необходимую для психологической стабильности в условиях длительной изоляции.

Но под этой монотонностью происходили и менее очевидные процессы – формирование отношений, альянсов, иногда напряжений между членами экипажа.

Одним прохладным корабельным утром (температура поддерживалась на уровне 20 градусов для экономии энергии) Чен сидел в столовой, неторопливо попивая синтетический кофе и просматривая последние астрономические данные на своем планшете. Небольшое помещение с четырьмя круглыми столами было практически пусто – только за дальним столиком тихо беседовали Мендес и Мбеки.

– Разрешите присоединиться? – голос Амары Оконкво прервал его размышления.

– Конечно, – Чен жестом указал на свободный стул. – Вы рано сегодня.

– Не могла спать, – призналась она, ставя поднос с завтраком на стол. – Анализировала новые данные о пространственных искажениях вокруг объекта.

– И что вы обнаружили? – поинтересовался Чен.

– Паттерны, – она наклонилась ближе, понизив голос. – Искажения не хаотичны, как предполагалось ранее. В них есть определенная периодичность, почти как… – она замолчала, подбирая слово.

– Как язык? – предположил Чен.

– Возможно, – кивнула Амара. – Но скорее как математический код. Слишком регулярно для естественного явления.

Чен отложил планшет, полностью сосредоточившись на разговоре.

– Вы сообщили об этом Соколовой?

– Собиралась на сегодняшнем брифинге, – ответила она. – Но хотела сначала обсудить с вами. Ваша перспектива теоретика могла бы помочь интерпретировать данные.

Их разговор прервался с появлением Тейлора, который вошел в столовую с напряженным выражением лица.

– Доброе утро, – кивнул он им. – Вы не видели командира?

– Вероятно, в центре управления, – ответил Чен. – Что-то случилось?

– Небольшая аномалия в показаниях навигационных приборов, – Тейлор пожал плечами, но его тон выдавал беспокойство. – Ничего серьезного, просто хотел обсудить.

После его ухода Амара и Чен обменялись взглядами.

– Он что-то скрывает, – заметила Амара. – Тейлор не из тех, кто беспокоится по пустякам.

– Может быть, это связано с вашими наблюдениями? – предположил Чен. – Если объект действительно влияет на пространство-время вокруг себя, это могло бы объяснить навигационные аномалии.

– Возможно, – кивнула Амара. – Идемте, утренний брифинг через пятнадцать минут. Думаю, это будет интересно.

Когда они прибыли в конференц-зал, большинство членов экипажа уже собрались. Атмосфера была