Где моя башня, барон?! Том 3 - Антон Панарин

А это что такое?

На улице послышались крики. Как будто началась драка. Дверь распахнулась, и в столовую зашли пятеро. Морды наглые, кулаки сбиты, парочка из них держит ножи в руках. А работяги, только что шумевшие, присмирели. Видать, вошедшие из какой-то банды.

— Ханыга, эт тут, что ль, кормят вкусно? — чванливо спросил чернявый с кучерявым чубом.

— Сохатый, я те отвечаю, утром пюрешечка с котлетками были просто шик! — ответил его товарищ, собрал в горсть пальцы и поцеловал их, демонстрируя, насколько было вкусно.

— А выглядит как рыгаловка, — на этих словах Сохатый зажал пальцем ноздрю и сморкнулся на белоснежный кафель. — Ладно, пошли, глянем, чем тут кормят.

Видя этих муд… нехороших граждан, я тут же направился их поприветствовать. С ходу ухватил Сохатого за ухо и рывком вышвырнул на улицу, чуть бы сильнее дёрнул — и оторвал бы, точно. Его подельники так обалдели от увиденного, что не спешили вмешиваться. Я вышел на улицу и кивнул в сторону подворотни.

— За мной, — коротко бросил я и свернул за угол.

— Ты чё, сучёныш? Ты хоть знаешь, кто мы? — шипя от боли, спросил Сохатый. Он безостановочно потирал красное ухо, но продолжал идти за мной, запустив одну руку в карман.

— Сейчас мы это и выясним, — сказал я и повернулся в его сторону. — Вот как, твои бакланы очухались и тоже подтянулись. Ну и славно.

— Ты чё, падаль⁈ Мы из краснореченских! За такой базар мы тебя… — начал было Ханыга, но я его прервал.

— Господа, мне начхать, кто вы, — холодно заметил я. — Вы находитесь на земле железнодорожников, поэтому будете жить по нашим правилам.

— Да похрен, чьи это земли! Хавку крышуют воронежские, а у нас с ними соглашение! Можем жрать в любой рыгаловке, в какой захотим! — запротестовал Сохатый.

— Так было раньше. Теперь всем городом заправляет Тесак, — прожёг я его взглядом. — И вы, и ваши старшие скоро либо присоединитесь к нам, либо сдохнете.

— Да чё мы с ним базарим? Давайте отметелим да пошли пожрём! — предложил Ханыга, и толпа рванула в бой.

Даже минуты не прошло, а вся пятёрка распласталась на земле, постанывая и дыша пылью. Сохатому я специально сломал нос — за то, что сморкался в моём заведении, а Ханыге подбил оба глаза, чтобы он их больше так не выпучивал.

— Поясню ещё раз, — сказал я, склонившись над Сахатым. Он шмыгал носом и испуганно смотрел на меня. — Ещё раз сунетесь, и вас тут прирежут. Тесак сказал, как закончим с воронежскими, то начнём щемить краснореченских. Так что готовьтесь… Ещё раз повторю, для балбесов: Тесак сказал валить всех чужаков, которые посмеют к нам сунуться.

После этих слов я поднял с земли нож и поднёс его к горлу Сахатого, а потом улыбнулся и выкинул железяку.

— Но я сегодня добрый, да и вы ребята нормальные, — похлопал я бедолагу по плечу, дополняя: — В общем, топайте. А если у вас остались какие-то вопросы, то говорите с нашим старшим. Я человек маленький, с меня спроса никакого.

Отряхнув руки, я вернулся в столовку на случай, если краснореченцы решат отомстить, но этого не произошло. Как побитые псины, они убрались в свой район зализывать раны. А может, решили пожаловаться старшим, чтобы те уже решили, что делать дальше.

* * *

Хабаровск, улица Карьерная, на следующий день

Станислав Альбертович Тёсарев лежал на диване в обветшалой времянке и курил, изучая потолок. Мысли его роились, словно комары, жалили, жужжали, не давая ни секунды покоя.

«Кто этот пацан?», «Откуда взялся Воробей?», «Кто на самом деле решил вырезать верхушку железнодорожников?».

— Вот тебе и Карьерная, сука, улица. Всеми фибрами души чувствую, как моя карьера несётся в карьер, где её и прикопают… Надо что-то делать, — задумчиво проговорил он и стряхнул пепел прямо на пол.

Дверь времянки распахнулась. Внутрь заглянула раскрасневшаяся девушка, а по совместительству любовница Тесака. Звали её Марией. Девушка принесла целый поднос пирожков и едва его не выронила, когда Тёсарев наставил на неё пистолет.

— Дура! Я же говорил тебе сначала стучать, — зло выплюнул Тёсарев.

— Стасик, ты чего? Как же я постучу? У меня ведь обе руки заняты, — изумилась девушка и подошла ближе. — Вот, с пылу с жару. С капусткой, твои любимые.

Тёсарев обречённо посмотрел на пирожки и, тяжело вздохнув, взял один. Откусил румяный бок, он принялся жевать, а в голове возникла мысль:

«Сука… Быстрее бы прикончить того пацана, и можно будет нормально пожрать. В ресторане».

— Повернись, пожалуйста, я повязку сменю, — сказала Мария, заботливо расстёгивая пуговицы на груди любовника.

— Да чё там менять? Уже зажило всё, — возмутился Тесак и, прожевав, добавил: — Почти не кровит.

— Пуля навылет прошла. Заживать ещё долго будет. Давай, давай. Перевязка лишней точно не будет. А то заразу занесёшь какую-нибудь, и лечиться придётся ещё дольше, — настояла девушка, и Тесак обречённым взглядом посмотрел на любовницу и сдался.

Стянув рубаху, он развернулся в сторону девушки и заметил, что на телефоне загорелся экран. Звонил Пётр Оглобля, его подручный.

— Нашёл его? — коротко спросил Тёсарев.

— Станислав Альбертович, ещё нет. Я, собственно, по другому делу звоню, — меланхолично сказал Оглобля.

— Что там у тебя? — Тесак недовольно фыркнул, понимая, что по-хорошему стоило всыпать Оглобле за нерасторопность, но сейчас не самое лучшее время. Тёсарев остался один, и верность каждого из членов банды была дороже золота. Но как только кризис минует, он, конечно же, всыпет Петрухе за медлительность, и ещё как.

— Тут такое дело, — замялся Оглобля. — Короче, по нашему району шарятся воронежцы. Бьют окна на заводах, а ещё морды нашим пацанам. На заборах похабные вещи про нас пишут. Требуют, чтобы мы приволокли тебя к Хазарову, а не то они заводы жечь начнут, — сбивчиво проговорил Оглобля и замолк.

Мысли в голове Тёсарева мгновенно прояснились. Он сложил два плюс два и понял. «Может, эти крысы подослали того пацана? Он убрал Рыло и Черепа, а теперь они, не боясь, пришли и за моей головой? Хотят подмять под себя мой район? Вот же падлы!». От этих мыслей Тесак моментально закипел.

Вскочив с дивана, он перевернул поднос с пирожками, который покатился по полу, жалобно громыхая. Мария от неожиданности вздрогнула и отдёрнула руки, как будто прикосновение к Тёсареву могло оставить ожог на её девичьей коже. Станислав Альбертович оторвал телефон от уха и, посмотрев на него, заорал, срывая глотку:

— Хрена ты мне звонишь,