Пути Дивнозёрья - Алан Григорьев

– С чего ты взял, что они хорошие?

– Ну, вы же вернулись с Дороги Снов. Значит, всё удалось. И, кстати, а где Радмила? Если ей хватило ума не угодить за решётку вместе с вами, есть надежда, что она вытащит меня, как в старые добрые времена. Не зря говорят, что история повторяется. Ещё, глядишь, помиримся… Эй, почему вы на меня все так смотрите? Только не говорите, что…

Яромир мрачно-торжественным голосом ответил за всех:

– Радмила отдала жизнь, чтобы победить Птицу-войну. Она стала волшебным луком, а Огнеслава – стрелой. Весьмир же вовсе не вернулся с Дороги Снов. Он просил тебе передать…

– Да плевать мне на Весьмира! – зло и отчаянно выкрикнул Лис.

Оттолкнув Мая, он сполз на пол, уронил голову и закрыл лицо ладонями. А Тайка вдруг почувствовала, будто ей не хватает воздуха, к горлу подступил удушливый ком. Она моргнула раз, другой – и вдруг заплакала, хотя ещё мгновение назад не собиралась.

– За что мне это?.. – прошептал Лис. – Почему я всегда теряю тех, кто мне дорог? Пытаешься вытащить одного – тут же влипает другой. Почему нельзя спасти всех?

Заслышав эти слова, Пушок, сидящий на Тайкином плече, тихонечко заскулил ей на ухо. В глазах Мая тоже появились слёзы. Он уселся рядом с Лисом, обнял его за плечи и притянул к себе:

– Как один из таких спасённых, заявляю: ещё не всё потер-ряно. И Вер-ртопляс сказал бы тебе то же самое.

– Если бы я справился, Вертопляс сейчас был бы здесь, а не остался бы тенью на Дороге Снов. И Маржана не попалась бы в лапы тодорцев. Её не надо было бы выручать, и тогда Радмиле не пришлось бы жертвовать жизнью… Это я во всём виноват.

Когда даже стойкий Яромир захлюпал носом, Тайка поняла, что творится что-то неладное. А обвивший её шею Каа, про которого, конечно, все успели забыть, прошипел:

– Всё затопил своим горем колдун. Нехорош-ш-шо это. Зачем других заставляеш-ш-шь? Лучш-ш-ше сам поплачь.

– Кем бы ты ни был, твоего мнения я не спрашивал. – Лис поднял голову. Его взгляд был сумасшедшим. Именно с таким обычно творят глупости. Но тут Кощеевич наконец рассмотрел, с кем разговаривает, вмиг побледнел и истошно заорал: – А-а-а, змея-а-а-а!!!

– Он у вас припадош-ш-шный? – поинтересовался Каа у Тайки.

– Нет, просто змей очень боится.

– М-да, не свезло парню… А татуировка со змеёй ему зачем? Чтобы на собственное плечо смотреть не тянуло? Мыться же неудобно.

Тайка отмахнулась. Сейчас ей было не до шуточек, потому что вместо прежнего всепоглощающего отчаяния темницу начало затапливать не менее всепоглощающим страхом. Пушок почуял это одним из первых: спрыгнул с плеча, зашипел и забился в угол, где лежала куча гнилой соломы, служившая узнику постелью.

– Тише, Лис, успокойся, это не какая-то там змея, а наш друг. – На слове «друг» змей скептически скривился, но возражать не стал. – Он нам очень помог там, на Дороге Снов. Его зовут Каа. – Тайка шагнула ближе, но Лис отшатнулся:

– Ка-ка-кой ещё Ка-ка-каа?

Он больше не пытался вырваться из крепкой хватки Мая, но повернуться тоже не решался. Зато Пушок с опаской выглянул из соломы: значит, витавший в воздухе страх постепенно рассеивался.

– Не важно, кто он такой. – Тайка вспомнила, что обещала Каа сохранить его инкогнито. – Главное, что он обещал привести нас прямо к Птице-войне, и тогда мы сможем её подстрелить… Да не трясись ты так! Каа, ты не мог бы превратиться в человека, как раньше? Иначе мы тут каши не сварим.

– А это помож-ш-шет?.. – с сомнением протянул змей, но всё-таки превратился.

– Всё, княже, поворачивайся. Нет больше никаких чешуйчатых. – Маю пришлось силой развернуть Лиса.

Кощеевич быстро пришёл в себя и даже нашёл в себе силы пожать руку новому знакомому, пробормотав:

– А хоть бы и змей, главное – не горыныч.

Каа некоторое время изучал Кощеевича, сверля взглядом, в котором вместо обычного равнодушия светилось любопытство, а тут и вовсе рассмеялся:

– Занятный ты парень! И кстати, зря вы его подозревали. Может, когда-то он и выпустил Птицу-войну, но всё это в прошлом. Сейчас она с кем-то другим. – В человеческом облике Каа растерял всю свою шепелявость.

– Знамо с кем – с Ратибором.

– Пожалуй, Кощеевич прав, – кивнул Яромир. – И не надо смеяться и говорить, что меня подменили, ладно? Мы не первый раз соглашаемся, а вы уже шутили эту шутку.

– Ну ты и зануда… – пробормотал Пушок, который, похоже, как раз собирался пошутить.

А Тайка принялась размышлять вслух:

– К Ратибору не так-то просто подступиться. Он параноик, плюс его охраняет Полог. И стражники. И чёрт знает кто ещё. Прежде чем стрелять рядом с царём, хорошо бы сначала узнать, где он сейчас. И убедиться, что Птица-война с ним.

– Эх, было бы у меня рабочее навье зеркало… – мечтательно протянул Лис.

– Есть кое-что получше. Вот, держи подарочек.

Каа влез в одну из своих поясных сумок и вытащил… Тайке сперва показалось, зеркальце. Но, присмотревшись, она поняла: это хорошо отполированная выпуклая чешуйка. Размером с ладонь Яромира, если не больше. Это какой же величины должен быть весь змей? Впрочем, от прародителя всех горынычей можно ожидать чего угодно. Люта вон тоже намного крупнее обычных волков.

– Ого! – присвистнул Лис. – Не хотел бы я встретиться нос к носу с тем, кто это обронил.

– Если повезёт, то тебе и не придётся. – Каа явно потешался. – Что тебе сделали горынычи, чародей? Почему ты их так боишься?

– Всё детство мне испоганили. А теперь не мешай.

Лис установил чешуйку в выемку в стене и начал делать пассы руками, готовя заклинание.

Тайке стало немного обидно за друга: ей не хотелось, чтобы Каа думал, что Кощеевич трус, поэтому она шёпотом пояснила:

– Вообще-то Лис очень смелый. Он даже с одним горынычем уже работал. С небольшим, но всё-таки. Сегодня просто неудачный день, и…

– Тебе не нужно оправдываться за него, – очень серьёзно сказал Каа. – Впрочем, и он сам оправдываться не должен. Я чувствую силу этого чародея и вижу, как она велика. Он может заставить людей видеть, делать и чувствовать всё, что захочет. Он мог бы стать сильнейшим, если бы не неуверенность в себе. Впрочем, сколько ему? Лет сто пятьдесят-двести? Зелёный ещё. Со временем всё придёт.

Тайка не заметила, как к ним подошёл Яромир. Наверное, он уже некоторое время стоял и слушал.

– Тогда чего ты потешаешься? – укорил он змея.

Каа немного смущённо потеребил серебряную пряжку на поясе:

– Да не потешаюсь, а умиляюсь. Я сам когда-то был таким же. Мы до смешного схожи.

– Неужели