Гиппогриф Его Величества - Lis-Bet

Калеб нахмурился. В утомленном сознании слишком ярко вспыхнуло воспоминание о большом городе, полном трудолюбивых шахтеров и их стойких жен. В нем добывались особенно ценные тигиллы - самые крупные и мощные кристаллы, из которых создавалось редкое оружие и удивительные артефакты. Аротел являлся важной частью империи. При жизни отец тщательно следил за его безопасностью несмотря на то, что город располагался вблизи границ союзного королевства, с которым более полувека не случалось конфликтов. Судя по всему, прошлые договоренности сгорели в пламени войны. Драцена атаковала западные границы и уже продвинулась настолько, что достигла Аротела. Её правитель знал, куда бить, чтобы ослабить империю. Ужасно, что это случилось сейчас, когда Калеб был прикован к постели.

Он попытался подняться, что-то сделать, но силы покинули его. Калеб опустился на подушки, и веки сомкнулись против воли.

На сей раз во сне перед ним предстало не великое знание, а битва за Рипсалис.

Он вновь находился в гуще боя, посреди смерти, криков и крови. Ретивый конь мчал вперед, подчиняясь крепкой хватке, и в слабых лучах рассветного солнца сверкнул клинок. Надвигалась гроза. Поднялся ветер, и в воздухе встал стойкий запах металла и пыли. Отовсюду послышались приказы командиров, ржание лошадей и тяжелое дыхание бойцов. Купол, защищавший Рипсалис долгие месяцы, пал, и его осколки посыпались с неба, точно золотой снег. Орудия продолжили бить по городу, изничтожая постройки и людей. Ничто не могло укрыть изнеможенных жителей от мощи Непобедимого Корнелиуса, и, казалось, исход был предрешен. Только Калеб знал, чем всё закончится на самом деле.

Не имея возможности противиться сну, он вступил в бой, сражаясь на передовой, и в какой-то момент наткнулся взглядом на командира Рипсалиса. Это был молодой мужчина немного старше Карда, с черными волосами, зелеными глазами и шрамом на лице. Обветренные губы сжались, и он вскинул парные клинки. Вся его поза выдавала отчаянную решимость, с какой остальные защитники города шли на смерть. Они знали, что не переживут битву, а потому хотели продать жизни подороже. Когда Калеб пересекся с ним взглядом, что-то вспыхнуло в груди, рванулось вперед, разгорелось. Он замер на мгновение, и внезапно разглядел над командиром Рипсалиса огромную красивую женщину с фиалковыми глазами.

Её точно не было в реальности. Калеб запомнил бы полупрозрачный силуэт, будто сотканный из солнечных лучей. В голове щелкнуло. Юнглин. Богиня-покровитель королевства Люцерн и единственная, кто разделил стремление Элмонта уберечь мир от разрушения. Она все эти годы приглядывала за подопечными, не имея возможности ответить на молитвы, и даже сейчас ей оставалось лишь плакать, видя, как её дети умирают. Юнглин хотела помочь, но не могла пробиться сквозь барьер Элмонта. Даже если бы ей удалось просунуть частицу божественной силы сквозь трещины, она не смогла бы перевернуть ход сражения.

Как только эта мысль мелькнула в голове, Калеба прошиб холодный пот. Подчиняясь сну, он оглянулся, чтобы вновь увидеть, как отец умирает. Алый луч упал с неба, поглощая его, и миг спустя на том месте осталась лишь горстка пепла. Словно издалека, Калеб услышал собственный отчаянный крик, и время замедлилось. Внезапно всё стало таким четким, точно картина знаменитого художника. Калеб увидел, как тучи заволокли небо, как бойцы в ужасе распахнули глаза, как во взгляде командира Рипсалиса проскочила жалость, и как птицы-падальщики закружили над полем боя. Звуки исчезли. Ощущения пропали. Калеб уставился на птиц, чувствуя, что должен что-то понять.

Вспыхнула молния.

Звуки ворвались в сознание: первые капли дождя упали на доспехи, лошади заржали, прогремел гром, кто-то закричал. Калеб бросился к тому месту, где был отец, но вновь обнаружил там лишь брошь и перстень. Белое перо гиппогрифа, обагренное кровью, заставило мурашки пробежать по спине. Глед и Кард встали перед ним живым заслоном, чтобы не дать обезумевшим от страха бойцам затоптать их. Они выглядели такими же бледными и шокированными, как остальные, но крепко сжимали оружие в руках. Алые лучи засверкали, убивая командиров, и Кард воскликнул:

— Как они понимают, кого бить?

— Откуда мне знать? — рыкнул Глед. — Не до этого сейчас. Надо отступить, пока всех нас не перебили!

Калеб принялся срывать погоны.

— Знаки отличия, — бросил он. — Это единственное, на что они могут ориентироваться.

И вновь взгляд скользнул к небу, заволоченному тучами. День обратился в ночь, и ливень обрушился на землю, точно оплакивая потерю лучшего воина империи — Непобедимого Корнелиуса. Паника прокралась к сердцу, заставляя дыхание прерываться, а мысли — путаться. Калеб с трудом смог сохранить самообладание, чтобы не поддаться всеобщему ужасу и скорби по отцу. Он попытался вернуть бойцов в наступление, однако не добился результата. Никто не послушал его. Пробегая мимо, солдаты отводили взгляд, и ни один не остановился, чтобы поддержать его. Стало ясно, что сражение окончилось сокрушительным поражением, и Калебу вскоре тоже пришлось отступить.

Проживая этот момент заново, он всё так же чувствовал, как замирает сердце. Хотелось кричать, но оставалось лишь сжимать зубы. Сверкнула молния, и Калеб машинально бросил взгляд вверх. В голове всплыло другое воспоминание, недавнее — одно из тех, где он обсуждал с охранниками атаку на Рипсалис. Кард сказал тогда:

— А ещё я заметил, что падальщиков было много… Что? Вы сказали вспомнить что-то подозрительное. Я вспомнил. Птицы не летают в грозу.

Калеб замер, осененный внезапной мыслью, и сон прервался.

Глава 14. Враги и союзники

Бланш был в бешенстве.

Его дорогой человек — Калеб — оказался отравлен и теперь лежал на кровати, едва живой. Над ним хлопотали лекари и маги. Каждый пытался сделать всё, чтобы спасти его, и становилось бы легче на душе, если бы Бланша ни терзало то, что всё произошло у него на глазах. Он ничего не смог. Не заметил ловушку, не предвидел новое покушение, не учуял подозрительный запах настойки. Провалился. Позволил Калебу выпить яд, который мгновенно не убил лишь потому, что за миг до этого Амелия, точно почувствовав что-то, надела новый защитный артефакт ему на руку. Вот только даже это лишь отсрочило неизбежное. Жизнь Калеба повисла на волоске.

Каким чудом Бланш не убил предателя, он сам не понял. Животная часть сознания, впав в ярость, захотела размозжить лекарю голову, переломать все кости и бросить бездыханное тело на съедение зверям. Человеческая, пусть и разделяла желание, но с трудом сумела остановить её. Глупо было