Первый инженер императора IV - Александр Вольт

Он переминался с ноги на ногу, его огромные кулаки то сжимались, то разжимались. Отсутствие действия явно утомляло его больше, чем любая битва.

— Не сейчас, — отрезал К’тул, не отрывая взгляда от ущелья. Его выцветшие глаза внимательно следили за происходящим, анализируя, оценивая. — Я не хочу, чтобы ты превратился в огромную, хорошо прожаренную отбивную. У того мальчишки-барона, похоже, весьма специфические представления о гостеприимстве.

— Ммммм… отбивнаааая… — мечтательно протянул Фтанг, и его живот, словно полностью соглашаясь с последним аргументом, издал громкий, протяжный, почти меланхоличный бурчащий звук.

И тут К’тул почувствовал это. Тонкое, почти невесомое, но настойчивое прикосновение к своему разуму. Словно кто-то пытался осторожно, но бесцеремонно, просунуть ментальное щупальце в его черепную коробку.

Он уже ощущал это скользкое, неприятное касание и раньше, когда они тащили ту рыжеволосую девчонку через лес. Видимо, это была снова она. Пыталась просканировать поле боя, оценить обстановку. Наивная.

— Паскудная тварь, — процедил он сквозь зубы, мгновенно возводя ментальный барьер, похожий по своей структуре на стену из колючей проволоки под высоким напряжением. Щупальце тут же отдернулось, словно обжегшись.

— Не только она, — кисло отозвался Идрис, который тоже почувствовал ментальное вторжение. Он поморщился, словно проглотил что-то протухшее. — Никого другого не ощущаешь, что ли?

К’тул медленно кивнул. Конечно, он ощущал. Эта вторая аура была другой. Не тонкой и проникающей, как у девчонки, а мощной, почти осязаемой, пульсирующей и ледяной, как айсберг на далеком севере. К’тул пошамкал губами. Еще один маг из старого мира, который охотился за ним и его приспешниками сотню-другую лет назад.

«Что, не сидится тебе на месте, старый пройдоха, — подумал К’тул, вспоминая былое».

— Ощущаю, — подтвердил К’тул. — Но вряд ли он настолько глуп, чтобы кинуться к нам троим в одиночку и попытаться остановить нас собственными руками. Он силен, да, спору нет. Но он не настолько силен. И, судя по тому, что я успел о нем понять, он не из тех, кто занимается бессмысленным самопожертвованием. Он расчетлив. И это делает его еще более опасным.

Старик снова посмотрел на ущелье. Битва там явно шла к своему логическому завершению. Крики стихали, огня становилось все меньше.

Его внимание привлек один из ордынцев, наполовину обсмаленный, перепачканный в саже, он брел, не разбирая дороги, пока не дошел до К’тула и не остановился.

— Не пройти, — сказал он. — Там образовалась гора из наших людей, о, великий К’тул из Старого Мира, — а затем глаза его остекленели, и он рухнул навзничь.

К’тул, не обращая внимания на павшего у его ног гонца, извлек из-за пазухи тот самый маленький, невзрачный камушек — Сердце Дикой Руны. Он поднес его ближе к глазам, рассматривая в тусклом свете дня. А затем перевел взгляд на еще теплое тело ордынца, лежавшее на земле.

И он увидел это. Едва заметную, почти призрачную, красноватую дымку, которая медленно поднималась от трупа, словно последний выдох, словно сама эссенция только что оборвавшейся жизни. И эта дымка, повинуясь какому-то невидимому закону, тонкой, извивающейся струйкой потянулась к камню в руке К’тула.

Она впиталась в него. Беззвучно. Мгновенно. И в тот же миг одна из мутно-серых граней камушка на долю секунды моргнула тусклым, но отчетливым алым отблеском, прежде чем снова стать серой.

К’тул довольно хмыкнул. Работает. Медленно, конечно. Одна жизнь — одна крошечная капля в бездонный сосуд. Но работает.

Его размышления прервал очередной отряд дикарей, который с гиканьем и боевыми воплями пронесся мимо, направляясь прямиком в ущелье, в огненную мясорубку.

Старик, поморщившись, вытянул свою костлявую руку и мертвой хваткой уцепился за плечо одного из пробегавших мимо ордынцев. Тот от неожиданности едва не выронил свой топор, но, увидев, кто его остановил, тут же замер, как вкопанный.

— Скажи всем отступить оттуда, — проскрипел К’тул, его голос был лишен всяких эмоций. — Немедленно. И собраться здесь, у входа в ущелье. Нам нужно разобрать этот завал из трупов, иначе мы не пройдем.

— Понял вас, великий К’тул! — выпалил ордынец, его глаза были полны суеверного ужаса. Он вырвался из хватки старика и, развернувшись, бросился обратно, к основной массе войска, выкрикивая приказы нового предводителя.

[Маргарита Долгорукова]

Маргарита не планировала ввязываться в бой раньше времени. Да, она была здесь. Да, она была в боевой одежде, с кинжалом на поясе. Но она прекрасно понимала, что ее сила — не в клинке и не в физической мощи. Нет.

Ее Дар, ее способность проникать в чужие умы, чувствовать их мысли, их эмоции — вот было ее главное оружие. И сейчас, когда ущелье превратилось в кипящий котел из огня, стали и криков, куда важнее было не махать кинжалом, а осмотреть поле боя, понять, откуда на самом деле растут ноги.

Она стояла внизу у подножья отвесной скалы, чуть в стороне от входа у самого ущелья, где толпились солдаты. Отсюда она могла сосредоточиться и «взглянуть» сотнями глаз на происходящее.

Ей была видна вся картина этого жуткого, но завораживающего по своему масштабу побоища. Она видела, как летят «огненные горшки», как ревет пламя, как методично работают арбалетчики, как внизу, за баррикадами, несокрушимой стеной стоит их пехота. Она видела Александра, который, спустившись вниз, теперь находился рядом с царями и сотниками и что-то обсуждал.

Все шло по плану. По его плану. И это вызывало в ней смесь восхищения и какой-то тихой гордости.

Конечно же, Маргарита слышала про Радомира Свирепого. Слухи о нем, как степной пожар, расползались по всем землям. Но сам он, его разум, его воля, находились вне радиуса ее покрытия. Слишком далеко. Она не могла почувствовать его, не могла понять его истинные мотивы.

Маргарита была уверена, что такого сильного человека она смогла бы легко вычислить среди всей этой толпы, но… никого подобного не было.

А теперь… теперь здесь, в этом ущелье, среди тысяч дикарей, она ощущала нечто иное. Знакомое. Неприятное. То, от чего по спине, от самого затылка и до поясницы, пробежал ледяной, колючий холодок.

Она закрыла глаза, отключаясь от внешнего шума. Сосредоточилась. Потянулась своим ментальным взором туда, вглубь вражеской орды, за первые ряды, за стену огня и дыма. Она искала источник. Не источник ярости дикарей — та была примитивной, животной.

И она нашла его. Вернее, их. Три ментальных маяка. Два — тусклых,