Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

На поляне шел настоящий бой. Бой до смерти, бой… две собаки на восемь вооруженных человек? Понятно, что собак зарубят, но и они свою дань уже взяли. Уже не два тела на поляне лежало – шесть, и четверо человек отбивались. Собака сильнее, яростнее, более беспощадна, и двигается она быстрее человека, но и люди были не промах. Вот одному из псов отсекли лапу, второму разрубили спину…

Еще один человек поплатился – собачья пасть в последнем усилии рванулась вперед, сомкнулась на руке, которая недавно так ловко держала кнут, – и упала. Но кисть раздробила, теперь – не боец. Упал, покатился с воем по земле… так-то! Это тебе не привязанных кнутом хлестать, мразь…

Мария только еще раздумывала, что дальше делать, может, ползти и кусать, а может…

Феликс решил первым.

И легким шагом вышел из-за деревьев. Как перекинуться-то успел?

Светлые волосы по плечам, улыбка, эльф, да и только. А вот клинок у этого эльфа острый, и солнечные рассветные блики на нем пляшут хищной синевой, и сам клинок тоже пляшет в руке хозяина. Легко так, весело… кровожадно.

Мария и пискнуть не успела.

Не было ни громких слов, ни вызова, просто Феликс шел убивать, и все это поняли. Разве, кроме того, кто уже не выл, с перекушенной рукой. От боли сознание потерял.

Феликс шел вперед, и спасения от него не было. Мария увидела, как двое фарданцев переглянулись, сомкнули плечо к плечу, толкнули в чащу Вернера…

Феликс кинулся вперед одним прыжком. Одолеть этих двоих, убить, потом догнать и добить третьего. Не уйдет он никуда! Зазвенели клинки, но Мария уже не смотрела. Она скользила через поляну вслед за принцем… не успела.

– Уввваааааа!

Как могут орать кошки – это слышать надо. Ей-ей, грешные души в аду, может, и потише будет. По кошачьему-то желанию.

Тина желала, и изволила, и глотка у нее была – куда там домашним мурлыкам. И когти…

Не манул, не рысь, но если с ветки дерева прыгнуть на спину, на голову врагу… что она преотлично и проделала. Прыгнула, рванула когтями, что есть силы, отскочила…

Не случалось еще с его высочеством такого. Тина с него малым скальп не сняла, едва глаза не вырвала, а уж кровища из царапин так хлынула, словно и правда… и больно это, и страшно, так что Вернер заорал в ответ вдвое громче, а тут и Мария подоспела.

И, недолго думая, впилась куда пришлось. В ногу над сапогом, благо, после нападения Тины, он стоял на коленях… впилась и тут же отскочила.

Это – не менеджер из двадцать первого века, те, поди, и сделать-то ничего не смогут, только телефончик модный достать. А Вернер, хоть и принц, но воевать обучен. Достанет на последних морально-волевых мечом или кинжалом – не порадуешься. Ни к чему подставляться.

Пусть подыхает так!

Вернер стоял на коленях.

Яд уже действовал, яд скручивал его тело спазмами боли, Феликс тоже не заставил себя ждать. Появился, стряхивая с меча капли крови…

– Дамы? Вы уже?

Мария перекинулась в человека и поднялась подальше от Вернера.

– Практически. Добивать будешь?

Совесть ее не мучила.

В этих условиях от ее яда спасения все равно нет, так что Вернер помрет. И не жалко, за Анну-то! За погоню эту – что он хотел сделать, когда их догонит? Ручку пожать? В щечку поцеловать? Помощь предложить? Не верится что-то!

Вернер захрипел.

– Как… ка-ак?..

– Молча, – отрезала Мария. – Ты мне скажи, сволочь, что у вас там за полусобаки были!

Бесполезно.

Бешено забившееся сердце швырнуло яд по всему телу, ударило в мозг, сердце… начиналась агония.

Феликс пожалел несчастного и одним ударом прекратил его мучения. Посмотрел на Марию.

– Там, кажется, недобитки были. Сходим, посмотрим?

– Да. Заодно и допросим.

Мария сама себе изумлялась. С другой стороны, а чему? Своему хладнокровию? Так она и раньше не была склонна к воплям в стиле: «все пропало, все погибли!» Бухгалтер обязан быть спокойным, как мамонт в вечной мерзлоте, иначе как он будет квартальные и годовые отчеты сдавать? Каждый раз в истерике?

Рехнешься раньше, чем год пройдет.

А уж здесь, когда обрела вторую ипостась, она и вообще стала намного спокойнее. Чего орать и бегать-то? Вы видели паникующую гадюку? Вот и Мария не видела, и не надо ей такого.

Добили Вернера?

Туда ему и дорога! Правду-то говоря, парень был поганый, и человек бы вырос гадкий, и вреда от него могло быть много. А сейчас не будет.

Фарданцы разозлятся?

Пусть молятся, чтобы Мария не разозлилась. А то всем будет грустно. Но недолго. И выжившие позавидуют большинству.

За этими мыслями Мария и вернулась на поляну. Тот мужчина, которому собачьи зубы раздробили кисть руки, так и лежал на поляне. Истечь кровью он не успел, так что Феликс перетянул ему руку жгутом и принялся приводить в себя. Пощечинами, за отсутствием нюхательных солей и благородных дам.

Мужчина застонал и открыл глаза.

– А… э-э…

Феликс предупредительно поднес к его губам флягу с вином. Неплохим, судя по запаху, и раненый присосался, как к соске. Мария тоже не отказалась бы от глотка, но это лучше потом. Ей еще обратно ползти, а как змеи реагируют на спиртное, она не знала. Не пьют, наверное.

Гюрза-алкоголик – позор семьи!

Мужчина сделал пару глотков и огляделся вокруг. Феликс похлопал его по плечу. Мария только головой покачала, глядя, как преображается этот очаровательный кавайно-няшный эльф.

Вот он красавец и лапочка, вот он хладнокровный убийца, а сейчас… сейчас смотреть на него попросту страшно. Он ведь и не делает ничего такого, и рожи не корчит, просто выражение лица у него меняется, и глаза становятся такие… как окна в другой мир. И страшно.

Реально страшно, Мария порадовалась, что это на кого-то другого направлено, а то и правда – описаешься от страха.

Фарданец оказался покрепче.

– Это…

– Давай я тебе расскажу, что это значит, – Феликс почти мурлыкал, хоть и не кот. – Это значит, что у тебя есть выбор. Ты можешь умереть быстро и безболезненно, или можешь помучиться пару суток. Мне все равно, что ты выберешь, твоих спутников я уже положил рядочком. Да, и его высочество тоже, так что ты в любом случае приговорен. Но ведь есть же разница, КАК умирать, правда? К примеру, с целой шкурой, со всеми глазами и ушами, с чем-то ценным пониже пояса… – Феликс говорил, а в его руке плясал нож, касался названных органов, пока легко, не надавливая, но было ясно, что это ненадолго.