Отражение зверя - Галина Дмитриевна Гончарова

Мария точно знала, что спасения от ее яда не будет, ни разрез, чтобы сцедить кровь, ни прижигания результата не дали, так что минус один преследователь! И ждем дальше.

Нет, уже не здесь, наверное, а вот что им надо будет с утра? Да понятное дело, напиться да умыться. А тут они не просто так остановились, у ручья… туда Мария и скользнула, только хвост мелькнул. Чем гюрза хороша, так это окраской. Век ты ее не увидишь, лежит себе и лежит, хоть и не зеленая она, а вот с землей сливается, с лесной, с серой, засыпанной где листьями, где ветками, где иголками сосновыми просто идеально. И лежит, хвостом не шевельнет…

Долго ждать и не пришлось.

Явился умник, опустил в воду ведро, да так удачно, что и кисть руки под водой оказалась.

Мария и не задумалась, скользнула, ужалила… мужчина не сразу и понял. Вода-то ключевая, ледяная, а он на шум еще отвлекся, там в лагере тоже кто-то орал – неясно по какому поводу на этот раз, может, Вернер зло сорвал!

Мужчина и не сразу понял, что его под водой царапнуло, клыки у змеи острые, кожу пробивают, словно две иголки, а потом уж и поздно было, только хвост мелькнул. Воду он донести успел, да тут ему и поплохело, и суматоха усилилась.

Минус два.

* * *

Тина крадучись обходила лагерь, вглядывалась, принюхивалась. Кто может быть лучше кошки? Кто скользнет на мягких лапках, кто разнюхает все, кто увидит и услышит даже то, что не надо бы никому? А потом еще и выводы сделает? Кошки – умные, просто им иногда легче дурочками притворяться, чтобы спроса с них не было.

Она-то и приметила.

И задохнулась от гнева и неожиданной боли. Так ярость скрутила, словно железный кулак внутри ударил, заставил согнуться вдвое, хоть и кошку, только потому и не взвыла.

С-сссобакиииии!

Мало того что собака и кошка враги со времен самого первого костра человеческого!

А это еще и НЕ ТЕ собаки! Искаженные, извращенные. Тине, с ее острым чутьем, и вовсе тошно стало! Сидят, вот, у дерева, и прихвачены цепями, и на шеях у них цепи… кошку они почуяли и задергались, завыли… лица уж вовсе жутко исказились.

Ей тяжело, а им каково же?

– Успокой этих! – раздался повелительный крик его высочества. – Не до них сейчас!

Тина увидела, как один из спутников принца достал кнут, щелкнул им рядом с полусобаками, не помогло… пара ударов тоже ничего не дала, разве что кошка сжималась, словно это по ней били! И дальше бы сжималась, но почувствовала рядом с собой змеиное сильное тело. В науке биологии так не бывает, конечно, и для змеи такого размера кошка – это дичь, но Мария и Тина не были обычными животными, и друг друга они ощущали иначе.

Не хищник рядом, нет!

Свое.

Такое же существо, осененное благословением Многоликого, как и ты сама, свое, родное, к которому можно обратиться за защитой и помощью. Вот потому и неудобны были эрры, что между собой они воевать не могли никак.

Как тут повоюешь, когда и на тебе, и на том, другом, одна печать, один крест? Как сцепиться, когда вы друг друга понять сможете даже не осознанно, а куда глубже? Это как свою же руку со злости покусать! Понятно, Данакту, да и прочим правителям такое было поперек шерсти, пусть людишки лучше гибнут, абы им никто не мешал свою волю проводить!

А полусобаки ощутили другое. Часть чутья у них осталась, и благословение Многоликого, его силу, его волю, они осознали. И дружно заскулили, моля о… о чем?

О смерти?

О пощаде?

Они и сами не знали, но… помогите, прошу вас! ПОМОГИТЕ!!!

* * *

Мария вслушивалась в жалобный скулеж, но… сделать-то она что может?

Положа руку на сердце, почти ничего.

Ушел человек с кнутом, а собаки жалобно скулили, просили… освобождения? Но они не совсем так, как Линок, тому уже ничем нельзя было помочь. А этим?

Мария прислушалась к себе.

А ведь…

Этим помочь можно, только не так, как Сарану. Того только и убить из милости, а эти… эти словно посреди превращения застряли, и больно им, и тошно, и если чуточку силы добавить, станут они собаками. Только вот обратно, в человека, уже вернуться и не смогут. Не божественная воля их вела, не получится у них и двуипостасными стать. Перекинуться смогут, а обратно – никак.

Только вот и это лучше будет, чем то, что у них сейчас.

Собаками они будут, а вот боли у них не будет, собака – и собака себе, разве что с цепи надо будет их спустить. У собаки-то шея будет толще человеческой, их же придушит, если она сейчас…

Она правда решила им помочь?

А что, у нее есть выбор?

Если сейчас она уйдет, никогда себе потом не простит. И шанса у нее не будет. И… боги много дают, только вот и спрашивают они очень много, откажешься – наплачешься. И ладно бы сама, а то и род твой это заденет невесть до какого колена!

Мария только зубами скрипнула, хоть и не могут змеи так-то. Еще раз всех оглядела… нет, кто у коней, кто рядом с укушенными, там уже и второму поплохело, и поднялась рядом с деревом во весь рост. Уже женщиной.

Цепи на шеях у полусобак не заклепаны были, так, на защелке, а что ее открыть? Так, надавил, да и упала! Два раза нажать, а потом положить руки на головы несчастным и тихо-тихо, одними губами:

– Да смилуется над вами Многоликий!

И тепло изливается из ее ладоней прямо на подставленные доверчивые головы.

Миг – и сидят рядом с женщиной два пса. Да таких… поди, в Дикую Охоту их взять бы не побрезговали, они, сидя, в холке Марии чуть не до груди дотянулись, головы больше человеческих, и глаза…

Гасло у них в глазах все человеческое.

Уходил человеческий измученный разум, уходила боль, а вот память о ней оставалась. И впечаталось в собачий ум: женщина – хорошая, она помогла, она пришла и освободила, она… она от Хозяина. А вот ТЕ люди…

Те, которые на поляне, они плохие, злые, они обидели, они…

И две собаки согласованно прыгнули с места так, словно им под хвост факелом ткнули! Рванулись – рвать! Рвать в кровавые клочья, так, чтобы в разные стороны летело… Мария, перекинувшись обратно в змею, смотрела со стороны.