Тактик.1 - Тимофей Кулабухов

Лицо Эрика оставалось безмятежным, но в голосе проскальзывали нотки стали — той же, что он так тщательно затачивал. Я заметил, как его пальцы на мгновение сжались крепче на рукояти ножа — единственный признак того, что под маской спокойствия кипят свои страсти.

Мейнард что-то недовольно проворчал, но не возразил.

Эрик, как всегда, бил точно в цель, в самое уязвимое место — в его моральную составляющую, можно сказать — национальную гордость.

Я посмотрел на одного, потом на другого. Танк, плут и… кто я? Стратег? ДД с функцией контроля толпы? Пока эти двое спорили, я мысленно раскладывал их по полочкам, как игровые классы. Они были моими главными юнитами, моими ферзями, и понимание их мотивации было важно при дальнейших действиях.

«Мейнард — танк, высокий урон и защита, но низкая маневренность. Эрик — плут, высокая ловкость, но хрупкий при прямом столкновении. А я… в игре я был бы магом, но на самом деле мой конёк — это контроль поля боя и стратегическое мышление», — пронеслось в голове.

Эта привычка всё раскладывать по игровым полочкам помогала мне сохранять рассудок в этом безумном мире.

— Я, — продолжил англичанин, и в его глазах блеснул знакомый хищный огонёк, — здесь потому, что именно в такой мутной воде и ловится самая крупная рыба. Хаос — это лестница, как говорил один литературный персонаж из нашего мира. Сражение — это тысячи случайностей, миллионы шансов, это квинтэссенция жизненного казино, где в качестве крупье выступает сама Судьба. Прекрасная возможность для тех, кто умеет ею пользоваться. Можно будет либо выслужиться, получив внеочередное звание и награду, либо, если дела пойдут совсем скверно, воспользоваться суматохой и исчезнуть. На этот случай, — он понизил голос и заговорщически подмигнул, — у меня имеется отличный поддельный приказ о переводе нашей роты в дальний гарнизон и орденский пропуск, дающий право беспрепятственного проезда по всему Кайенну и за его пределы. Добыл по случаю у контрабандистов. Выменял на… впрочем, не важно. Мы же почему не бежали в первый момент? Были не готовы, слабы, не адаптированы, ничего не знали и не вооружены. А сейчас кто станет на пути у трёх старшин Ордена в доспехе и с оружием? А если с нами будет наша рота?

— Вообще-то она не наша, а Ордена, — поправил его Мейнард, но только в этом.

Эрик говорил легко, почти весело, но я заметил, как его взгляд быстро скользнул по горизонту, оценивая возможные пути отступления. Мне вдруг стало интересно, сколько ещё секретов хранит наш англичанин за своей маской вечного оптимизма. Я чувствовал запах его едва уловимого страха под слоем дорогого одеколона — страха не смерти, а потери контроля над ситуацией.

— А Ростик? — Мейнард перевел свой тяжёлый взгляд на меня. — Какая у него причина торчать в этой заднице?

Я почувствовал, как их взгляды буквально прожигают меня насквозь. Тяжёлый, прямой взгляд Мейнарда и острый, проницательный — Эрика. Они ждали ответа, но я молчал, ощущая, как солнце греет мою спину сквозь потёртую крестьянскую рубаху.

— О, у нашего геймера причина самая простая и одновременно самая сложная, — ответил за меня Эрик, и я почувствовал, как его слова неприятно резанули по самолюбию. — Он здесь, потому что он может и умеет побеждать. Это у него в крови. Для него это не война, а очередная партия в шахматы, где на кону не деревянные фигурки, а наши с тобой никчёмные жизни. Он видит не армии, а юнитов с определёнными характеристиками, не поле, а игровую карту с её особенностями. И он не может упустить шанс разыграть свою партию. Это азарт. Чистый, незамутнённый азарт геймера.

Его слова задели что-то глубоко внутри меня.

Неужели я действительно такой? Неужели все эти люди для меня лишь пешки на доске? Я вспомнил лица наших солдат, их доверие и веру в нас, командиров. Нет, это не просто игра. Это жизнь, настоящая, с болью, страхом и кровью. И все же… та часть меня, что привыкла мыслить стратегиями и тактиками, не могла не видеть в этом всем определённую закономерность, определённый порядок, как в хорошо продуманной игре.

— Это не игра, это жизнь и я её живу. Она что-то настоящее в моей личной истории, а не игры, не стратегия, — негромко ответил я.

— Сыграть в стратегию? Да кто бы нам дал, вшивым старшинам, повлиять на ход битвы, где сойдутся десятки тысяч человек? — скептически перебил меня Мейнард. — Всем на нас плевать, это явно не наш масштаб.

Он пнул камешек, который отскочил от ствола дерева и скрылся в высокой траве. Звук был резким, нарушающим идиллию момента. Где-то вдалеке испуганно вспорхнула птица.

— Дело не в нашем формальном статусе, это всё ерунда. Главное — это наше желание, — сказал я, наконец отрываясь от созерцания проплывающих облаков. — Сначала. И это важнее всего, наше желание. Из желания формируется цель и задачи, которое мы хотим разрешить. Например, чтобы Орден, который мы не особо-то и любим, все же победил в этом сражении. А дальше… дальше всё просто. Мы умные. Мы можем спрогнозировать модель поведения обеих сторон. Мы знаем, как они воюют.

Я чувствовал, как внутри разгорается знакомый огонь — не азарт игрока, а что-то более глубокое, более важное. Желание защитить своих людей, свою роту, этих крестьян, которые доверились нам. Может быть, это и есть та причина, по которой я здесь. Не ради игры, а ради людей.

— Стенка на стенку они воюют, — буркнул Мейнард. — Благородные рыцари на благородных рыцарей, а за ними пехота, как стадо баранов. Без тактики, без манёвра. Тупая лобовая атака. А дальше всё решает сила, личная выучка и качество снаряжения. Для рыцарей это лучшее в мире развлечение, попробовать себя на прочность и омыть клинок чужой кровью.

Его лицо исказилось от презрения, а в голосе звучала горечь профессионала, вынужденного наблюдать за дилетантами. Я видел, как его пальцы нервно барабанят по рукояти меча — не от страха, а от нетерпения, от желания действовать, а не ждать.

— Вот именно! — подхватил Эрик, пряча нож в ножны. Лезвие скользнуло в ножны с тихим, но весьма зловещим шелестом. — И тут-то нашим доблестным рыцарям и придет крышка. Я прикинул то, что нам наболтал тот трактирщик Мартин. У Альянса рыцарей