Шеф с системой. Империя вкусов - Тимофей Афаэль

Дверь закрылась за ними.

Глава 19

Несколько дней спустя.

Утро началось как обычно — в полной темноте.

Я проснулся первым, как всегда. Лежал несколько секунд, слушая ровное дыхание детей вокруг — кто-то сопел, кто-то похрапывал негромко. Тихо поднялся с матраса, нащупал в темноте свою рубаху, натянул. Босиком, стараясь не скрипеть половицами, спустился вниз на кухню.

Холодно, чёрт возьми. Печь давно прогорела за ночь.

Я на ощупь нашёл трут и кресало, высек искру. Раз, второй, третий — наконец загорелось. Быстро разжёг огонь в печи, подбросил сухих щепок, потом поленья потолще. Огонь разгорелся, затрещал весело, начал прогонять холод. Поставил большой котёл с водой на угли — пусть греется.

Пока вода закипала, взял свечу и спустился в погреб.

Узкая деревянная лестница заскрипела под весом. Свеча освещала небольшое пространство — земляной пол, каменные стены, прохладно и пахнет сыростью.

Раньше тут было пусто. Почти всегда пусто. Приходилось каждый божий день бегать на рынок с утра пораньше — искать, торговаться, таскать всё на своём горбу. Выматывало.

А сейчас…

Я поднял свечу повыше, осмотрелся — и не смог сдержать довольную усмешку.

На деревянных полках вдоль стены — овощи от Матрёны. Кочаны капусты лежат плотные, тяжёлые, листья свежие. Морковь в деревянном ящике, пересыпанная песком — так дольше не вянет, Матрёна научила. Лук связками висит на гвоздях, сухой, крепкий.

Порядок. Запасы. Не на один день, не на два — на неделю вперёд.

Я стоял, смотрел на всё это богатство при мерцающем свете свечи — и чувствовал странное, почти детское удовольствие. Как будто что-то важное встало на свои места.

Наверху в отдельной комнате стояли мешки с мукой. Десять штук. Все одинаковые, холщовые, туго перевязанные бечёвкой. Дарья постаралась — на каждом углём крупно выведено: «Берёзки. Белая». Чтобы не перепутать, если вдруг разные сорта будут.

Стабильность. Вот что это такое.

К сожалению, все это зарождающееся благополучие омрачалось предупреждением Угрюмого. В голове нет-нет да и всплывали его слова про слежку.

Начал выносить наверх всё нужное на сегодня. Два кочана капусты под мышку. Вернулся за морковью — набрал охапку. Лук — связку.

Только мяса не было. Игнат обещал привозить каждое утро свежее — сегодня как раз должен подъехать.

Поднялся на кухню, разложил всё на большом столе. Капусту в сторону, морковь рядом, лук отдельно, мешок с мукой у стены прислонил и тут — негромко постучали в дверь. Три коротких, уверенных стука.

Я вытер руки о рубаху, пошёл открывать.

На пороге стоял Игнат — крепкий старик с окладистой седой бородой, в грубом овчинном тулупе. В руках держал большой свёрток, аккуратно завёрнутый в чистую холстину.

— Доброе утро, — буркнул он своим хриплым голосом, выдыхая пар на морозе. — Двадцать фунтов, как заказывал. Только что резал, ещё тёплое.

Развернул край холстины, показал — мясо свежее, ярко-розовое, с тонкими белыми прожилками жира. Пахло хорошо, так как нужно.

— Красота, — кивнул я с удовольствием, принимая тяжёлый свёрток. — Спасибо, Игнат.

Достал из кошеля на поясе нужное количество медяков, отсчитал. Потом добавил сверху ещё пару монет.

Игнат поднял бровь удивлённо:

— Это за что? Мы цену оговаривали другую.

— За то, что вовремя приходишь и за качество — что я тогда брал, что сейчас. Одинаково хорошее.

Старик хмыкнул, но деньги взял, спрятал в кошель:

— Ну, раз уж договорились работать — буду стараться. Завтра в это же время привезу?

— Да, в это же самое. Буду ждать.

Игнат коротко кивнул и развернулся, зашагал прочь в предрассветную темноту. Тулуп его скоро растворился в сумраке.

Игнат ушёл. Закрывая дверь я заметил, по улице тихо проскользнули богатые сани; кучер на миг задержал взгляд на моих дверях. Кого-то понесло в такую рань по делам. Бывает.

Я закрыл дверь, вернулся на кухню и положил мясо на стол рядом с остальными продуктами.

Никакой беготни по рынку, обманщиков и скачков цен.

Я стоял посреди кухни в свете разгоревшейся печи, смотрел на разложенные припасы — и чувствовал глубокое удовлетворение.

Вот он задел на будущее, на котором можно строить дальше.

На кухню спустилась Варя. Молча кивнула мне, подошла к печи, проверила жар. Начала доставать большие миски для теста.

Потом подтянулся Матвей со своими записями. Сел за стол, приготовился записывать.

— Сегодня делаем четыреста пирожков, — сказал я, обращаясь к ним обоим. — Четыре вида, по сто каждого. Пятнадцать продавцов, значит каждому примерно по двадцать шесть-двадцать семь штук. Думаю хватит.

Варя кивнула:

— Хватит. Мука хорошая, тесто быстро замесим.

— Отлично. Матвей, когда остальные проснутся — распредели кто что делает. Сегодня работаем как вчера: старшие на основных операциях, новички помогают.

— Понял, — Матвей что-то быстро записал в тетрадь.

Через полчаса кухня превратилась в цех.

Дети спустились, умылись, вернулись бодрые и готовые работать. Никаких споров, никаких капризов — все знали свои задачи.

Варя с Машей месили тесто в двух больших мисках. Петька с Гришей рубили мясо — мелко-мелко, ритмично, без остановок. Семка резал лук, морщась и утирая слёзы. Матвей шинковал капусту длинным ножом. Ванька тёр морковь на крупной тёрке.

Новички — Тимка, Лёшка и ещё четверо — стояли у отдельного стола, лепили под моим присмотром. Уже намного лучше, чем в первый раз. Руки привыкали, движения становились увереннее.

— Тимка, — окликнул я, подходя ближе. — Края плотнее защипывай. Смотри — тут щель осталась.

Он попытался исправить, но пальцы соскользнули, шов разошёлся. Пирожок развалился на две половинки.

— Вот чёрт, — Тимка покраснел, испуганно посмотрел на меня. — Извини, Александр.

— Ничего страшного, — я взял кусок теста, показал медленно. — Смотри. Тесто живое, оно дышит. Не дави на него, а веди пальцем — вот так, мягко. Чувствуешь?

Он кивнул, повторил движение — осторожно, аккуратно. На третий раз у него получилось. Шов ровный, плотный.

— Молодец, — я похлопал его по плечу. — Видишь? Главное — чувствовать материал.

Я ходил между столами, проверял, поправлял, подсказывал. Атмосфера была рабочая, но не напряжённая. Дети переговаривались негромко, иногда шутили.

К середине утра на больших деревянных подносах лежало четыреста пирожков. Ровных, одинаковых, аккуратно слепленных.

Варя с Машей начали печь. Два больших чугунных противня смазали маслом, уложили пирожки плотными рядами. Задвинули глубоко в печь, на раскалённые кирпичи, где жар был самый сильный.

Печь гудела. Дерево потрескивало внутри. Через открытую заслонку был виден оранжевый пляшущий огонь.

Запах