Зачарованная река - Ребекка Росс

Торин завязал еще один узел вокруг их рук, на этот раз в знак клятвы Джека. Потом Аластер протянул им золотую монету, разломленную пополам. Каждая половинка висела на цепочке. Лэрд передал одну половину Адайре; золото засверкало, когда цепочка обвила ее шею. Затем он надел вторую на Джека.

Адайра не хотела колец как символ их клятв – возможно, потому что знала, что Джек очень бережно относится к своим рукам. Джеку были безразличны и кольцо, и половинка монеты, пока он не услышал, как звякнула цепочка, и не почувствовал, как монета легла ему на сердце. Он был рад иметь что-то осязаемое как символ данного им Адайре обещания.

– Я объявляю вас связанными узами брака, – провозгласил Торин, и Фрей восторженно вскрикнула. – Не хотите ли скрепить свои клятвы поцелуем?

Джек почувствовал, как рука Адайры напряглась в его руке. Он заметил, как она прищурилась и изящно отстранилась в предупреждении. Они не обсуждали этого, но было очевидно, что поцелуй – последнее, чего она хотела.

Джек колебался лишь мгновение, прежде чем поднял их связанные руки и поцеловал пальцы Адайры сквозь клетчатую ткань пледа.

Церемония была окончена. Не прошло и пяти минут, как у Джека подкосились колени, когда он подумал о том, как сильно изменилась его жизнь.

Его мать поцеловала Адайру в щеки, а Сидра пожала ему руку, и он не знал, что будет дальше. Они не собирались делить постель, не планировали свадебного пира.

«Я не хочу праздновать,– сказала ему Адайра накануне. – Эти дни слишком тяжелы и мрачны для таких вещей».

– Может, вернемся в зал? – спросил Аластер, когда Торин помог ему подняться со стула.

– Я… – начала Адайра, но затем нахмурилась. – Папа, я же говорила, что не хочу праздновать.

– Адайра, – мягко произнес лэрд. – Ты моя единственная дочь и наследница. Неужели ты думала, что сможешь избежать торжества в день свадьбы?

Адайра взглянула на Сидру и Торина.

– Но сейчас неподходящее время для этого.

– Дни, может, и мрачные, – отозвалась Сидра, – но это не значит, что вы не должны испытывать радость. Мы бы хотели разделить ее с вами.

– И, возможно, твой бард сыграет для нас, Ади? – добавил Торин, изогнув бровь и посмотрев на Джека.

Юноша не был готов играть для клана, но все взгляды вдруг обратились к нему, и он понял, что втайне ждал этого момента.

– Да, конечно, – сказал он взволнованно.

– Тогда пойдемте, пока не начался дождь, – предложил Торин.

Их небольшая группа отправилась обратно в замок. Джек был поражен количеством людей, собравшихся во дворе замка. При виде их с Адайрой, их связанных рук люди разразились радостными возгласам.

Не останавливаясь, он повел Адайру в зал, пробираясь через толпу. Он ощущал лишь ее присутствие: как холодна была ее рука, как близко она шла рядом с ним, как ее красное платье развевалось с каждым шагом, как у нее вырвался вздох.

На землю посыпались цветы. Мягкие и ароматные, они ложились на развевающиеся волосы юноши и девушки, словно снежинки.

В тот самый миг, когда Джек и Адайра вошли в зал для свадебного пира уже как муж и жена, наконец разразилась гроза.

* * *

Джек занял свое место рядом с Адайрой на помосте. Их руки все еще были связаны двумя тугими узлами – его левая и ее правая, – и юноша внимательно изучал их переплетенные пальцы.

– Не терпится нас развязать, бард? – шутливо спросила наследница.

Подняв взгляд, юноша увидел, что она наблюдает за ним с легкой улыбкой на губах.

– А что, мне нужно торопиться?

– Нет, пока нет. Предполагается, что мы останемся связаны до тех пор, пока я не отведу тебя в свои покои, но мне придется нарушить традицию и развязать тебя гораздо раньше. – Адайра указала на большую арфу Лорны, ожидавшую, когда на ней сыграют.

Это были их последние минуты покоя. Клан начал заполнять зал, а за стенами бушевала гроза. Разговоры и смех стали громче, чем раскаты грома, от которых дребезжали стекла. Было тепло, душно, сыро, шумно и радостно, и Джек был ошеломлен тем, как внезапно его жизнь переплелась с жизнью многих других.

С кухни принесли ужин. На стол были поданы блюда с лососем, свежими устрицами, морскими гребешками и копчеными мидиями, а также оленина с рябиновым джемом и ягненок, запеченный с лимонами. Следом вынесли свадебную выпечку – маленькие пирожки с начинкой из телячьих ножек и баранины, яблок и корицы, смородины и бренди. На столе появились тарелки с колканноном[7] – блюдом из капусты, моркови, картофеля под темным сливочным соусом, а также тарелки с оладьями, ячменными и овсяными лепешками. А в заключение подали десерт – миндальные тарталетки и пудинг, бисквитные пирожные с кремом, пряники, песочное печенье и безе с ягодами.

Джек никогда не видел столько еды. Внутри еще все сжималось от волнения после принесенных обетов, но как только Адайра начала наполнять свою тарелку, он последовал ее примеру. Тут же выяснилось, что поесть будет некогда. Все хотели поговорить с Адайрой и ее супругом, и Джеку ничего не оставалось, как принять это, хоть еда и стыла.

Люди по одному подходили к помосту, чтобы поклониться молодоженам. Некоторые были искренне взволнованы и восхищены, другие, как ни пытались, так и не могли скрыть своего недоумения, третьи относились к Джеку как к чужаку с Большой земли. Он стойко терпел все это и говорил мало, предоставив слово Адайре.

Наступило затишье, и Джек, наконец, смог набить рот несколькими гребешками. Внезапно он почувствовал, как Адайра чуть сжала его руку, словно не хотела привлекать внимание, но ничего не могла с собой поделать. Он поднял взгляд и увидел молодого человека, поднимающегося к ним. Незнакомец был красив: румяное от ветра и солнца лицо, светлые волосы, ниспадающие мягкими волнами, и ярко-зеленые глаза цвета летней травы. Взгляд этих глаз был устремлен к Адайре, и только к ней одной.

Молодой человек низко поклонился наследнице, прижав руку к сердцу. Джек сразу заметил грязь у него под ногтями, хотя костяшки пальцев были содраны, словно он часами тер их, пытаясь отмыть. Подняв голову, юноша пристально посмотрел на Адайру. Его взгляд был голодным, полным тоски по ней.

Неожиданно Джека сковал внутренний холод.

– Адайра, – обратился к наследнице молодой человек. В его устах ее имя прозвучало как песня, как обещание. Это был голос того, кто в прошлом делил с ней многие мгновения,