"Фантастика 2025-52". Компиляция. Книги 1-20 - Борис Владимирович Романовский

переведя её в положение «Самый полный вперёд», взялась за рулевое колесо. Звонок телеграфа стал единственным звуком. Не было больше стрельбы, воя ветра, рёва чудовищ, даже крики стихли. Как и было велено, Николай не отводил взгляда от Анастасии.

Когда девушка посмотрела окна рубки, её глаза расширилась, руки на штурвале начали дрожать. Но она стиснула рулевое колесо сильнее, подалась вперёд, и… улыбнулась. Той самой улыбкой – от которой у любого человека по коже шли мурашки. Которую Николай в последнее время так редко видел. Настя сказала что-то - беззвучно шевельнув губами. Потом на мостик легла тень. В окнах потемнело – свет заслонило нечто огромное. А несколько секунд спустя крейсер на всём ходу врезался в это. Весь его бронированный корпус сотрясся, зазвенело бьющееся стекло, застонал рвущийся, сминаемый металл. Николая швырнуло назад, и он потерял сознание…

…Дронов смотрел словно сверху, с высоты в десяток метров. Настя стояла на краю круглой ямы в земле – столь огромной, что в неё мог бы провалиться целый собор. На девушке были серебряные латы, некогда очень красивые, а сейчас помятые и грязные. Левый наплечник куда-то делся, под ним виднелись разорванная куртка и рваная рана поперёк плеча, продолжающая обильно кровоточить. Игнорируя её, Настя смотрела в яму, опираясь на длинный прямой меч здоровой рукой. И Николай ощущал холод, идущий из провала. Там таилось нечто… даже не злое, чужое. Непонятное, не принадлежащее миру вокруг. И оно было живо. Но подняться из ямы не могло. Теперь не могло. Пока не могло. Качнув головой, Анастасия повернулась и медленно зашагала прочь от ямы, держа выпачканный чем-то чёрным меч в руке. Туда, где её ждали ещё люди, пешие и конные…

…Николай открыл глаза. Глаз. Правый. Левый не открывался, и он чувствовал в левой глазнице пульсирующую боль. Голова раскалывалась, горло сдавливала тошнота, во всём теле ощущалась ужасная слабость. Ушло несколько минут на то, чтобы собраться с силами и приподняться на локте. Он всё ещё был в рубке «Ларедо». И кроме него здесь были только тела. Офицеры и матросы, адмирал Лейден и капитан Дрейвилл – все лежали вповалку, с перекошенными от ужаса лицами. Глаза их были широко распахнуты, и не стило сомневаться, что моряки мертвы. Охваченный кошмарным предчувствием, Дронов перевёл взгляд на рулевое колесо. Анастасия была там. Девушка сидела у штурвала, прислонившись к нему спиной, подогнув ноги под себя. В отличие от всех остальных на мостике, её глаза были закрыты, а лицо спокойно. Это подарило Николаю несколько мгновений надежды.

- Настя! – он подполз к ней, взял за руку. Пальцы были холодными. Щека, которой он коснулся – тоже.

- Настя… - Николай всхлипнул, сжимая ледяную ладонь девушки. – Настенька…

Слезы текли по его щекам, прокладывая дорожки в запёкшейся на лице майора крови – своей и чужой. Не сразу он услышал какой-то шум. Подняв голову и прислушавшись, Дронов понял, что это голос. Слабый, едва доносящийся из медной переговорной трубы возле штурвала. Поднявшись, он наклонился к раструбу.

- …мостике! Кто-нибудь! Это машинное, повторяем! Есть кто-нибудь? От удара дверь заклинило, не можем выйти! На мостике! Ответьте!

Сглотнув, Николай посмотрел в окно. Было светло. Шторм исчез без следа. Крейсер дрейфовал посреди спокойного моря. Солнце клонилось к закату, подкрашивая волны золотом. Небо было высоким, чистым и голубым…

Эпилог

Эпилог

Корабль давно погрузился в сон, лишь отзвуки работающих машин доносились сквозь стальные переборки. Но уснуть не получалось. Мудрый капитан Олдрин выделил Николаю не ту же каюту, что он делил с Анастасией, хоть лишних мест на маленьком миноносце и не было. Ради него переселили пару энсинов. И всё же это не помогло. Одиночество оказалось невыносимо. Майор сидел на краю койки и бездумно таращился на огонёк аргандовой лампы у двери, времени трогая чёрную повязку, закрывающую выбитый глаз. В груди кололо, а в голове вертелся вихрь похлеще, чем над проклятым островом культистов…

… «Сорок второй» первым добрался до дрейфующего «Ларедо». Миноносец снял с флагмана Дронова и десяток раненых. Кроме майора на крейсере выжили те, кто в финале боя был под палубой и не видел, что творилось снаружи. Они остались приводить корабль в порядок – нос был смят так, словно им пробили чей-то железный борт. Николай лично перенёс тело Анастасии. Лишь когда майор уложил девушку на койку в лазарете миноносца, корабельный врач смог заняться его лицом. Дронову было всё равно – он смотрел на то, как помощник доктора ищет признаки жизни у сыщицы, надеялся на чудо. Но запас чудес на сегодня был исчерпан досуха.

Николай смутно помнил, что из лазарета его забрал лично капитан, провёл в рубку, чтобы показать, как эскадра, возглавляемая теперь «Сан-Луисом», будет обстреливать остров. Работы флоту осталось немного – к прибытию кораблей от бывшей британской базы осталась лишь дымящаяся выжженная плешь да обожжённые дочерна причалы в бухте. Видимо, золотое пламя, не сразившее чудовищную тень, всё же настигло её последователей. Сотейра сделала всё, что могла.

Потом Олдрин отвёл майора в свою каюту, куда набились прочие доверенные офицеры. Мира принесла с собой пыльную бутылку какого-то вина, наверное, дорогого, капитан достал серебряные стаканчики. Пили сперва молча, потом поднимали тосты за погибших. Четвёрка моряков будто приняла Дронова в свой круг. С ним теперь держались как с товарищем, одним из своих. Мира первая назвала его «Ник», а не «Николай», и майор не стал возражать. За вином последовал ром из запасов командира. Допьяна, впрочем, напиваться не стали, и после второй бутылки Дронова проводили к его новой комнате, оставили одного.

Сложно сказать, сколько часов просидел Николай, то всхлипывая в кулак, то застыв истуканом. Сыграли отбой, а он всё не мог скинуть оцепенение. Лишь один раз встал, чтобы зажечь лампу – темнота теперь пугала его. Мысли возвращались то к чудовищной тени, скрытой штормом, то к белому небу с чёрными звёздами, выжигающими душу. А их то и дело заслоняло бледное лицо Насти с закрытыми глазами. Николай чувствовал кончиками пальцев её холодную щеку. Проскальзывали дикие мысли – если бы она умерла с открытыми глазами, может, было бы легче? Если бы он видел их остекленевшими, пустыми, ему проще было бы поверить, что Насти больше нет? Не было бы тогда жгущей изнутри надежды, что это какая-то ошибка, что он опять не так что-то понял, а хитрая сыщица выкрутилась из очередной беды?