Тысяча ключей Мерлина - Tom Paine

Решив взять инициативу в свои руки, чтобы Алина немного расслабилась, я произнес:

— Ты голодна? А то я не ел почти весь день.

— Немного да.

— Тогда может остановимся в конце улицы, там есть одно небольшое уютное кафе. Мы с мамой там бывали на ее день рождение. Я тогда работал целый месяц, чтобы насобирать денег, чтобы ее туда отвести.

— Хорошо, я согласна, — улыбнувшись, ответила Алина, после чего спросила, — а сколько тебе тогда было? Ну, когда вы туда ходили.

— Лет тринадцать. Я занимался всякой подработкой, чтобы заработать денег. Когда отец ушел, жить нам стало нелегко, и мама не особо чего-то хорошего видела, и мне очень хотелось ее порадовать.

— Звучит мило, очень даже, — улыбнувшись, ответила Алина.

— Наверное, так и было. Маленький мальчик ведет свою маму в «ресторан», — произнес я и с грустью уставился вперед, где на дорогу ветер гнал сорванные с деревьев желтые листья.

— Все нормально? — обеспокоенно спросила Алина, поглядывая на мой пустой взгляд вдаль.

Немного оживившись, я повернулся к ней и, слегка улыбнувшись, произнес:

— Да, просто последние несколько недель вышли нелегкими. Кстати, у тебя тут в салоне поудобнее, чем в волге Иваныча!

— Спасибо, значит, не просто так отец за нее заплатил больше, чем за волгу, — с улыбкой произнесла Алина. — А про тяжелые недели я тебя понимаю. Когда увидела, как ты вышел в круг с Самойловым, у меня аж дыхание перехватило. Кстати, еще раз извини и за Самойлова тоже. Он со мной всегда был хорошим, хотя я видела, что сила ключа и клинка его сильно испортила.

— Да за что тебя-то прощать. Самойлов сам нас вызвал на бой, точнее Иваныча, он был в курсе возможных исходов.

— Это то да. Я про то, что он тебя втянул в тот бой. Он видел, что я за тебя переживала и то, как я закатила истерику после собрания, когда ты сказал, что не шпион. Тогда же Петренко и вызвали на бой. Он не хотел, чтобы я с тобой общалась, и ему не понравилось, когда я так отреагировала. Видимо, поэтому он и вытянул тебя на бой, точнее спровоцировал, — произнесла Алина, остановившись возле кафе, про которое я говорил.

— Хм… если честно, я думал, это был план твоего отца… — произнес я, после чего вышел из машины вслед за ней.

— Выглядит, и правда, миленько, — сказала девушка, оглядывая вход в кафе и через панорамные окна антураж внутри.

С улицы был виден льющийся из окон теплый свет от висевших по всему залу лампочек Эдисона разной формы и размера. По всему залу были расставлены красивые комнатные растения, на стенах висели картины, которые добавляли некого домашнего уюта, а на мягких диванчиках, которые были возле столиков у окон, лежали теплые пледы и небольшие тканевые винтажные подушки с искусно вышитыми узорами.

Подойдя к двери, я открыл ее. Прозвучал звон колокольчика, висевшего над входной дверью. В открытую дверь, улыбнувшись, прошла Алина, я зашел вслед за ней, закрыв за собой дверь.

Улыбчивая девушка-официантка к нам сразу подошла и проводила к свободному столику возле окна. Мы уселись друг напротив друга в окружении подушек. Вид из окна открывался на дорогу, по которой мы приехали. Было уже вечернее время, и машины неторопливо проезжали по улице, желтые падающие листья медленно кружили, падая на землю по тротуару, за окном медленно шли люди, атмосфера уютного осеннего вечера была в каждой мелочи.

— Красиво, правда? — спросила Алина, глядя в окно.

— Согласен. Хороший теплый осенний вечер выдался. Все какое-то умиротворенное. Однако окружающие даже не подозревают, что происходит вокруг. Я тоже не так давно жил в этом неведении, а теперь за мной охотятся…, - произнес я, глядя в окно.

— Я уже позабыла чувство неведения, — с грустью произнесла Алина, нервно подняв уголок рта в неловкой улыбке.

— Ты уже давно во всей этой тусовке варишься? — спросил я, переведя взгляд на Алину.

— С пятнадцати лет.

— Ух, а не сильно рано для такого откровения. Боюсь даже представлять, что тебе в том возрасте проводили обряд, — произнес я, поглядывая на запястье правой руки Алины, на котором была печать, скрытая под татуировку, как и почти у всех хранителей.

— О да, я тогда долго истерила. Представляешь, что у молодой девочки на руке появился уродливый шрам. Я тогда несколько месяцев не выходила из дома, чтобы никто не видел этот уродский шрам. Не смотрела в зеркало, я считала, что отец сделал меня уродом. Я много плакала и постоянно злилась на отца, — произнесла Алина, глаза ее покраснели, мне показалось, что она вот-вот расплачется, рассказывая это, но, собравшись, сдержалась.

— А как у тебя вообще появился ключ? Отец добыл чей-то? — спросил я, не подумав.

— Нет. Моя мама. Она умерла, когда мне было пятнадцать.

— Ой, извини, я идиот, совсем не подумал, — наморщившись от неловкости и ударив себя по затылку, произнес я.

— Да ничего, я уже это пережила и смирилась, — слегка улыбнувшись, чтобы я сильно не смущался, видимо, произнесла Алина.

— И после потери он еще тебя заставил пройти обряд? — с удивлением произнес я.

— Звучит, конечно, жестоко. Но, когда я впервые попала в карман своей мамы, я поняла, почему отец так сделал. Это место оказалось безумно красивым. Огромное поле, усеянное вечно цветущими различными цветами. Поле было девственно красивое, за исключением того, что в самом его центре был построен каменный дом, возле которого росли любимые моей мамой пионы с огромными фиолетовыми бутонами. В доме было много вещей мамы: от одежды до всяких мелочей, которые напоминали о ней. И огромная коллекция картин, которые рисовала мама. Я время от времени бываю там и просто молча любуюсь ее картинами. Когда мне грустно, я люблю прогуляться по полю из цветов, вдыхая их ароматы.

— Звучит одновременно и грустно, и здорово… Мой отец ушел еще в детстве, оставив нас с мамой одних. У меня почти ничего не осталось от него, хотя, наверное, это и к лучшему. Я почти не вспоминаю о нем, хотя знаю, что он живой и где-то живет. Возможно, даже завел новую семью. С дедом мы тоже не общались почти. Ну теперь я понимаю почему, но раньше я этого не знал и ненавидел его. Хотя я, наверное, больше проецировал свою ненависть к отцу на деда, — произнес я, попытавшись поделиться своей болью, чтобы Алине не было как-то неловко или неуютно.

Алина