Фермер 1: перерождение - Алим Онербекович Тыналин

Я спустился в траншею, взял в руки стебель измельченной кукурузы. Действительно, качество было отличным. Зерна молочно-восковой спелости, листья зеленые, без признаков болезней.

— А сколько планируете заложить? — спросил я.

— Тысячу тонн силоса, — ответил подошедший зоотехник Семен Кузьмич, вытирая пот платком в красную клетку. — На всю зиму хватит, и на весну останется.

Рядом с нами работали комсомольцы, молодые парни и девушки в ярких штормовках и джинсовых брюках. Они укладывали зеленую массу ровными слоями, утрамбовывали тракторами, укрывали пленкой.

— А что это за пленка? — поинтересовался я, рассматривая черный материал.

— Полиэтилен, — пояснила Галя, секретарь комсомольской организации. — В этом году впервые попробуем. Говорят, силос лучше сохраняется, не плесневеет.

Новшество выглядело перспективно. Пленка защищала корм от доступа воздуха, создавала анаэробные условия для правильного брожения.

Вечером того же дня я зашел в сельский клуб, где проходил очередной сеанс кинопоказа. В небольшом зале с деревянными скамейками собралось человек семьдесят, почти половина взрослого населения поселка.

— Проходите, Виктор Алексеевич, — шепнул киномеханик Сашка, подросток лет семнадцати в клетчатой рубашке. — Самое интересное место как раз начинается.

Я сел в заднем ряду, рядом с учительницей Инной Викторовной.

После фильма люди не торопились расходиться. Обсуждали увиденное, делились новостями, планировали завтрашние дела. Такие вечера объединяли поселок в единое целое, создавали чувство общности.

— А что, Виктор Алексеевич, — обратился ко мне дядя Вася, закуривая папиросу «Север», — правда говорят, что весной новые земли осваивать будем?

— Правда, — подтвердил я. — Планируем еще двести гектаров солончаков привести в порядок.

— Дело хорошее, — одобрительно кивнул старый механизатор. — Земли много не бывает.

Я вернулся домой поздно и сразу лег спать, счастливый от того, что все идет по плану.

На следующий день утром меня разбудил тревожный телефонный звонок. За окном еще не рассвело, но аппарат «ВЭФ-люкс» настойчиво трезвонил, нарушая утреннюю тишину. Я накинул телогрейку и снял трубку.

— Виктор Алексеевич, — взволнованный голос Кутузова прозвучал в трубке так ясно, словно лаборант стоял рядом, — немедленно приезжайте. Случилось что-то ужасное.

— Что такое, Петр Васильевич?

— Культуры погибли. Все до единой. Месяц работы насмарку.

Я быстро оделся, завел мотоцикл и помчался в районный центр. Утренний воздух был свежим и колючим. Дорога извивалась между березами и осинами, листья кружились под колесами.

Районная ветстанция размещалась в двухэтажном кирпичном здании довоенной постройки, рядом с элеватором и мельницей. Лаборатория находилась на втором этаже, окнами на восток. Дежурный сторож, дядя Коля в ватнике и валенках, впустил меня через служебный вход.

Кутузов встретил меня в лаборатории в мятом белом халате, волосы растрепаны, глаза покраснели от бессонной ночи. На лабораторном столе стояли рядами колбы с мутной жидкостью, от них исходил резкий запах хлорки.

— Смотрите сами, — сказал лаборант, указывая на микроскоп «ЛОМО» в черном корпусе. — Полная стерильность. Ни одной живой клетки.

Я заглянул в окуляр. В поле зрения плавали остатки разрушенных бактерий, но никакого движения, никаких признаков жизни. Драгоценные культуры, которые мы выращивали целый месяц, превратились в мертвую органику.

— Как это могло произойти? — спросил я, отрываясь от микроскопа.

— Кто-то добавил хлорку в питательную среду, — мрачно ответил Кутузов, снимая очки и протирая стекла платком в синюю клетку. — Видите, какой запах? Это не случайность, это умышленная диверсия.

Я внимательно осмотрел лаборатории. Помещение небольшое, метров двадцать площадью, разделенное на рабочую зону и подсобку. На полках стояли реактивы в темных склянках с притертыми пробками, каждая помечена этикеткой с названием вещества. Термостат гудел в углу, поддерживая постоянную температуру для культур.

— А кто имеет доступ сюда? — поинтересовался я.

— Я, заведующий ветстанцией Николай Степанович, уборщица тетя Маша приходит по вечерам… — Кутузов перечислял на пальцах. — И еще новый лаборант, Володя Ефимов. Его на прошлой неделе прислали из района.

— Где он сейчас?

— Еще не приехал. Рабочий день с восьми начинается, а сейчас половина седьмого.

Мы устроились за столом в углу лаборатории, покрытым клеенкой в мелкую клетку. Кутузов заварил чай в алюминиевом чайнике, достал печенье «Юбилейное» из жестяной коробки. Руки лаборанта слегка дрожали от нервного напряжения.

— Расскажите подробнее об этом Ефимове, — попросил я, размешивая сахар в граненом стакане.

— Молодой специалист, лет двадцати пяти. Окончил зооветтехникум в Барнауле, получил направление в райкоме. Документы в порядке, характеристики положительные. Работает старательно, вопросы толковые задает.

— А что он за человек? Откуда родом?

— Из нашего района, деревня Каменка. Говорил, что после техникума хотел в город устроиться, но направили к нам. Жалуется иногда на скучную жизнь, мечтает о карьере.

Что-то в этой истории настораживало, но пока не было фактов, только подозрения. Нужно действовать осторожно.

В восемь утра пришел Ефимов. Парень среднего роста, плотного телосложения, с румяным лицом и вьющимися светлыми волосами. Одет в белый халат поверх синих брюк и клетчатой рубашки.

— Доброе утро, Петр Васильевич, — поздоровался он, вешая куртку на крючок у двери. — Ого, Виктор Алексеевич! А вы что так рано?

— Да вот, с Петром Васильевичем консультируемся, — ответил я, наблюдая за его реакцией. — У нас проблемы с культурами.

— Какие проблемы? — Ефимов подошел к стеллажу с колбами, внимательно их осмотрел. — Действительно, что-то не то. Запах хлорки и мутность необычная.

Лицо парня выражало искреннее удивление, но я знал, что хорошие актеры умеют скрывать эмоции.

— Похоже, кто-то добавил дезинфицирующее средство, — сказал Кутузов. — Все культуры погибли.

— Но как? Кто мог это сделать? — возмущался Ефимов. — Лаборатория же на замке!

— Вот это и предстоит выяснить, — заметил я.

Весь день мы работали над восстановлением погибших культур. Достали из холодильника резервные образцы, приготовили свежую питательную среду, засеяли новые колбы. Ефимов помогал усердно, не подавая виду, что может быть причастен к диверсии.

К вечеру у меня созрел план. Нужно поймать диверсанта с поличным, но для этого требовалась приманка.

— Петр Васильевич, — сказал я Кутузову, когда Ефимов ушел домой, — завтра объявим во всеуслышание, что восстанавливаем работу. Если злоумышленник хочет навредить, он попытается повторить.

— А если это действительно Ефимов? — спросил лаборант.

— Тогда поймаем его. Устроим засаду.

— Но как? Ведь у него есть ключи от лаборатории.

— Спрячемся здесь на ночь. Подсобка подойдет, оттуда все видно.

На следующий день я демонстративно появился в