Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

— Стреляли, — мрачно пожал плечами Мещеряк. Он стоял, облокотившись на стену, и его взгляд был направлен куда-то за горизонт.

— Потом прекратили. В кого-то вроде попали, слышали крики, но ночью только стрелы зря расходовать. Они ж под прикрытием темноты работали, хитро. Вот подойдут ближе, тогда и начнем всерьез. Из пушек, конечно, можно было бы картечью полить, да где взять порох? Его беречь надо для более важных целей.

Продолжая разглядывать вражеские позиции в трубу, я заметил движение вдалеке. За валом, метрах в пятистах от стен, кипела работа. Татары валили лес — я видел, как падали огромные сосны, слышал отдаленный треск ломающихся веток. Но что именно они строили, разобрать было невозможно. Места работ закрывали большие деревянные щиты, наспех сколоченные из досок и поставленные так, чтобы полностью скрыть происходящее от наших глаз.

— Осадные машины делают, — проговорил я вполголоса, опуская трубу. — Тот, кто их учит, знает свое дело.

— Каждую ночь будут приближаться, — продолжил я, больше для себя, чем для остальных. — Метров на двадцать-тридцать за раз. Через неделю будут прямо под стенами. Чем ближе — тем им опаснее работать, но и бросок до стен будет короче.

Солнце поднималось выше, разгоняя туман. День обещал быть ясным, что означало хорошую видимость для лучников с обеих сторон. Где-то вдалеке раздался протяжный звук рога — татары подавали какие-то сигналы.

Я еще раз поднес трубу к глазам, разглядывая детали вражеских укреплений. Профессиональная часть моего сознания отмечала грамотное расположение габионов, правильный угол насыпи, продуманную систему подходов. Кто бы ни руководил этими работами, он был мастером своего дела. И это делало ситуацию еще более мрачной.

— Все очень невесело, — пробормотал я, опуская трубу.

Ермак повернулся ко мне, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на усмешку.

— Когда у нас было весело, Максим? — спросил он. — Невесело давно, но живы пока. Бог даст, и из этого выкрутимся.

Я хотел было ответить, что против правильной осады одной верой не устоишь, но промолчал.

Ветер усилился, принося с собой запах дыма от костров вражеского лагеря и еле уловимый аромат свежеспиленного дерева. Где-то там, за щитами, неизвестный мне соотечественник из будущего или настоящего учил воинов Кучума европейской военной науке.

…День прошел в тягостном ожидании. Ни одного обстрела, ничего. Будто у стен Кашлыка расположился мирный лагерь туристов, решивших передохнуть после долгого перехода. Я несколько раз поднимался на стену, вглядывался в подзорную трубу, но татары занимались обычными лагерными делами — готовили еду, чинили снаряжение, ухаживали за лошадьми. Не уверен, что за весь день они выпустили в нашу сторону хоть одну стрелу.

Возможно, это и был их план — часть психологического воздействия. И надо признать, действовало отменно. К вечеру люди ходили мрачные, переговаривались вполголоса, вздрагивали от любого резкого звука. Весь городок словно застыл в ожидании чего-то плохого. Даже очень плохого. Погода вторила настроению — небо затянули низкие серые тучи, накрапывал мелкий холодный дождь, превращавший землю под ногами в скользкую грязь.

Ночью я почти не спал, прислушиваясь к звукам за стенами. Но если татары и работали, то делали это тихо и далеко. Только под утро донеслись приглушенные расстоянием удары топоров и скрип телег.

На следующее утро я поднялся на стену еще до рассвета. Ермак уже был там, неподвижный как статуя, вглядывался в предрассветную мглу. Постепенно туман начал рассеиваться, и я приготовился увидеть новую линию укреплений метрах в ста пятидесяти — там уже достаточно светло даже ночью, чтобы наши стрелки могли вести прицельный огонь.

Но татары преподнесли сюрприз. Вместо приближения они построили новую линию дальше — метрах в четырехстах от стен. Земляная насыпь тянулась полукругом, охватывая город, но в двух местах она превращалась в настоящие земляные холмы. Широкие, массивные, они поднимались на высоту в три человеческих роста и запросто могли скрыть все, что находилось за ними.

— Там будут метательные машины, — сказал я Ермаку, опуская трубу. В горле пересохло — я понимал, что это означает.

— Они прячут их от наших пушек за этими холмами.

Атаман повернулся ко мне.

— Будут бросать камни по Кашлыку? — спросил он после паузы.

— Да. И не только камни, — ответил я. — Зажигательные бомбы, трупы животных для распространения заразы, да все, что угодно.

Мещеряк, подошедший к нам, сплюнул через стену.

— Научил их предатель. Раньше только в открытую шли, саблями махали да стрелами осыпали. А теперь вон как — по-хитрому.

Весь день я наблюдал, как вдалеке продолжается строительство. Стук топоров не смолкал ни на минуту. Деревянные щиты по-прежнему скрывали места работ, но по количеству сваленного леса можно было судить о масштабах происходящего. Они готовили что-то серьезное.

На третью ночь я едва задремал, когда меня разбудили крики. Выскочив на стену, увидел казаков, ведущих огонь из арбалетов. В темноте двигались тени — татары строили новый вал, теперь уже ближе, метрах в ста семидесяти. Стрелы свистели в воздухе, иногда раздавались крики раненых, но работа не прекращалась.

В свете редких вспышек я видел, как татары прикрываются большими переносными щитами, сплетенными из ивовых прутьев и обтянутыми сырыми кожами. Габионы — корзины с землей — быстро выстраивались в линию, создавая прикрытие для работающих. Несмотря на темноту и наш огонь, к утру новая линия укреплений была готова. Потери враг понес, это было видно по темным пятнам на земле, но задачу свою выполнил.

— Учатся, сволочи, — проговорил стоявший рядом казак Иван Кольцо. — Еще пару ночей, и под самыми стенами окажутся.

Он оказался прав. На следующую ночь появилась третья линия — в ста тридцати метрах. Тут уже наши стрелки работали вовсю. Крики раненых то и дело прорезали темноту, но татары упорно продолжали работу. Меня поразила их организованность — раненых сразу оттаскивали назад, на их место вставали новые. Корзины с землей передавались по цепочке, насыпь росла на глазах.

На пятую ночь они были уже в ста метрах. Потери при строительстве этой линии были серьезные — наши стрелки в упор расстреливали работающих, хотя в темноте это было делать непросто. Но когда рассвело, там стоял новый вал. Такое впечатление, что татары за эти дни научились не просто копать — они освоили все премудрости осадного дела. Работали слаженно, быстро, каждый знал свое место.

Параллельно с приближением линий укреплений татары расширяли те самые земляные холмы. Каждую ночь они становились шире и выше, создавая идеальное прикрытие от наших пушек. Я прикидывал возможность обстрела — ни под каким углом наша артиллерия не