Военный инженер Ермака. Книга 4 - Михаил Воронцов

И вот в эту, пятую ночь, я увидел то, чего боялся. К земляным холмам потащили огромные конструкции. Ночь была темная, хоть глаз выколи, но в подзорную трубу кое-что разглядеть удалось. Требушеты. Два гигантских требушета, размеры которых поражали воображение. Я и не представлял, что они могут быть такими огромными. Балка-рычаг была длиной метров в пятнадцать, не меньше. Противовес — вероятно, короб с камнями — весил несколько тонн.

— Вот это да, — выдохнул я, опуская трубу. Руки слегка дрожали — не от страха, от понимания того, какая мощь скрывается в этих машинах.

— Что там? — спросил подошедший Ермак.

— Требушеты установили. Метательные машины. Большие. Очень большие.

— Почему не стреляют?

Я пожал плечами. Действительно, почему? Может, ждали рассвета, чтобы лучше целиться? Или еще не закончили установку и настройку? Эти машины требовали тонкой регулировки, иначе снаряды будут лететь куда попало.

День прошел в тревожном ожидании. Требушеты молчали, словно два спящих дракона. Люди нервничали, то и дело поглядывали в их сторону. Некоторые предлагали сделать вылазку, уничтожить машины, пока они не начали работу. Но Ермак был, разумеется, против — слишком много врагов между нами и требушетами, потеряем людей а такой авантюре.

Следующая ночь принесла новое испытание. Я проснулся от запаха гари и треска горящего дерева. Выскочив на стену, увидел, как полыхают рогатины — заостренные колья, вкопанные перед городской стеной. Но горели они не так, как во время предыдущего штурма, когда татары забрасывали их хворостом, неся при этом огромные потери.

Нет, теперь все было иначе. В свете пламени я видел, как группы легковооруженных воинов — ялангучи, или, как их называли наши казаки, «бросовые воины» — подбегали к рогатинам с горшками и бурдюками под прикрытием больших деревянных щитов. Работали они быстро, слаженно, по отработанной схеме. Подбежал, вылил содержимое горшка на колья, отскочил назад. Следующий бросал охапку хвороста, третий поджигал.

Запах подсказал мне, что используют они живицу — смолистую жидкость из хвойных деревьев, смешанную, судя по характеру горения, с животным жиром. Адская смесь, которая горит жарко и долго, а потушить ее водой почти невозможно.

— Стрелять! — кричал Мещеряк. — Всем стрелять!

Стрелы косили ялангучи. Они падали, корчась в предсмертных муках, но на их место тут же вставали новые. Жизнь «бросовой пехоты» не стоила ничего в глазах их командиров. Главное — выполнить задачу.

Мы заранее пропитывали колья рогатин зольным раствором и даже обмазывали глиной, но против такого жара это помогало слабо. Может, минут на двадцать-тридцать замедлило горение, не больше. Когда внизу разводят настоящий костер с использованием смолы, никакая пропитка не спасет.

Я стоял на стене, наблюдая, как ряд за рядом наши рогатины превращаются в пылающие факелы. Огонь поднимался на высоту в несколько метров, искры летели во все стороны.

Всю ночь рогатины полыхали. Треск горящего дерева, запах дыма и горелого мяса — некоторые из ялангучи сгорели прямо на кольях, не успев отбежать — создавали картину, достойную преисподней. К утру от мощных заостренных бревен, которые должны были останавливать врагов, остались лишь обугленные остовы. Кое-где торчали тоненькие почерневшие прутики — тронь пальцем, рассыплются в прах.

Теперь перед стеной оставался только ров, но учитывая, как ловко татары научились управляться с габионами, серьезной преградой он не станет. Пара сотен корзин с землей — и ров превратится в удобную дорогу прямо к нашим стенам.

Я повернулся и увидел Ермака. Атаман выглядел постаревшим за эти несколько дней.

— Худо дело, Максим, — сказал он просто.

— Худо, — согласился я. — Тот, кто командует татарами, знает свое дело отменно.

Мы постояли молча, глядя на дымящиеся остатки рогатин. Где-то вдалеке, за земляными валами, готовились к решающему штурму тысячи воинов Кучума. А у нас оставалось меньше четырехсот человек, и стены города не были рассчитаны на правильную осаду.

Солнце поднималось над Иртышом, окрашивая воды реки в кровавый цвет. Плохая примета, подумал я.

Холодная сибирская ночь опустилась на землю, окутав черным покрывалом осажденный Кашлык. Войско хана Кучума расположилось полукольцом вокруг захваченной Ермаком столицы, костры татарских воинов мерцали в темноте подобно злым глазам хищного зверя, готового к прыжку. За несколько дней до этого воины-ялангучи под покровом ночи насыпали высокий земляной холм, который теперь скрывал от глаз защитников города страшное оружие осаждающих — огромный требушет.

У подножия холма, в неверном свете факелов, трое мужчин стояли около этого сооружения. Хан Кучум, закутанный в соболью шубу, внимательно наблюдал за работой инженера, который методично укладывал в огромный глиняный горшок, наполненный смесью смолы и жира куски просмоленных веревок и лоскуты ветхой ткани. Рядом стоял мурза Карачи, правая рука хана.

Горшок, размером чуть ли не с половину человеческого роста, покоился в плетеной корзине, обложенной сухим хворостом. Смола в нем источала едкий запах, от которого слезились глаза. Алексей работал сосредоточенно, его бледное лицо блестело от пота, несмотря на ночную прохладу. Борода инженера, некогда аккуратно подстриженная по европейской моде, теперь отросла и спуталась, придавая ему вид безумца.

— Для чего ты это делаешь? — спросил Кучум, указывая перстнем на тряпки и веревки, которые русский продолжал запихивать в смоляную массу.

Алексей выпрямился, вытирая руки о кожаный фартук, испачканный смолой и сажей. В его глазах мелькнуло что-то похожее на гордость мастера, демонстрирующего свое искусство.

— Они разлетятся подальше и подожгут больше, — ответил инженер. — Когда горшок разобьется, горящие куски ткани и веревок разнесет во все стороны. Каждый из них станет новым очагом пожара.

Кучум кивнул, но его взгляд остановился на корзине с хворостом.

— А корзина зачем? — в голосе хана сквозило любопытство.

— Когда требушет выстрелит, горшок не должен расколоться из-за того, что его толкнет очень большая сила, — объяснял Алексей. — Корзина и хворост смягчат удар при запуске. Иначе вся смесь выльется здесь же, у наших ног.

Вокруг, на безопасном расстоянии от требушета, рядами стояли горшки поменьше — сотни глиняных сосудов, каждый размером с человеческую голову, с прикрепленными к ним просмоленными фитилями. Эти снаряды предназначались для воинов, которые должны были подойти к стенам Кашлыка вплотную и забросать их огнем.

Алексей окинул взглядом свою работу и на его губах появилась довольная улыбка.

— В эту ночь Ермака ждет огненный смерч, — произнес он, и в его голосе звучало злорадное удовлетворение. — Требушеты будут безостановочно кидать большие огненные бомбы внутрь города, а воины побегут вперед и подожгут стены. Кашлык запылает целиком.

Инженер повернулся к хану, и при свете факелов было видно, как блестят его глаза — не то