Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I - Арон Родович

все эти деньги. Тем более, что мне только что пришло уведомление: её диагноз — подделка. Выписан в какой-то частной шарашке, которая даже не относится к столичному медреестру.

Он покачал телефоном.

— И я уверен, что после сегодняшнего дня туда нагрянет проверка. И выяснится, что там пачками лепят липовые диагнозы.

Пауза. Он посмотрел прямо на неё:

— Так что я хочу услышать от неё самой, куда делись три с половиной миллиона. А если точнее — больше четырёх и двух миллионов, которые ушли с моих счетов благодаря твоей активности.

Элизабет покраснела, губы дрогнули — она почти заплакала.

Максим наклонился ближе, мягко:

— Дорогая… это копейки. Для нашего рода такие суммы — пыль, особенно на таком промежутке времени. Но дело не в деньгах.

Он снова посмотрел в окно:

— Вопрос в том, зачем умирающему роду столько средств. Она же не съела их. Это не те суммы, что уходят на еду.

— Господин, — вмешался Андрей. — Пять минут до особняка. Пока тихо. Но с другой стороны подъехали несколько машин.

Максим откинулся на спинку дорогого кожаного сиденья, медленно, с удовольствием:

— Начинается. Очень интересные события… уж слишком интересные.

Глава 24

Пробежав через дорогу и подойдя к бизнес-центру, я в который раз посмотрел на свою загаженную табличку.

«Найти бы его».

Так руки и не дошли отклеить рекламу: «Купим волосы дорого».

«М-да… может, кого-нибудь попросить? Негоже человеку, у которого в кармане сейчас лежит нормальная сумма, заниматься такой грязной работой».

И тут же сам себя одёрнул.

«Опа… что-то я начинаю зазнаваться. Не-не-не. Деньги меня не испортят».

Зайдя в наше старое потрёпанное здание, я, как обычно, прошёл мимо Серёги.

Но он меня окликнул:

— Роман! А ну подойдите-ка сюда, мой великий и могучий детектив.

В голосе — ехидство, чистейшее.

Примерно о чём будет разговор, я уже понимал.

— Да, Сергей, — сказал я. — Буду признателен выслушать ваше мнение о чём-то очень важном и высоком, я так понимаю?

— Угу. Скажите, любезнейший: почему в кабинет к вам зашло четыре посторонних человека, а вышло три? И как ни странно, осталась именно девушка.

— Ох, Сергей… вы даже не представляете, какая страшная и сложная ситуация обрушилась на мою жизнь. И знаете, что я вам скажу? Очень буду признателен услышать ваши советы… Хотя знаете, — я наиграно поднял подбородок, словно обдумываю что-то очень серьёзное. — Не ваше собачье дело, Сергей.

Мы оба заржали.

— А если серьёзно, Роман, — хмыкнул Серёга. — У тебя роман?

— Ха-ха… — сымитировал я смех, абсолютно фальшивый. — Очень смешно. Девушка в реально тяжёлой ситуации.

— Ну а ты, как наш местный герой-спаситель, решил приютить её у себя?

«Смотрю, он зрит в корень».

— Ну… что-то типа того.

— А как же моя Катенька?

— Серёг, ну давай серьёзно, — я вздохнул. — Ты же понимаешь, что я ей не особо пара.

— Ну да-да, конечно, — заехидничал он. — Ты у нас такой красивый и прекрасный. Куда уж нам простым смертным до тебя…

— Не ерничай, Серёг. Я не об этом. Ты же понимаешь, что ей нужен кто-то… достойнее. А не я, который…

— Детектив? — подкинул он. — Ты хотел ещё сказать «неуспешный детектив». Но что-то я смотрю: то к тебе княжеские помощники ходят, то графские наследники лично являются.

И вот здесь… Вот здесь у меня внутри щёлкнуло. Я ведь не говорил ему, чьи дела веду. Откуда Серёга знает, что это был именно княжеский помощник и графский наследник? Максим Викторович — ладно. Его морда и правда могла мелькать в каких-то интернет-новостях.

Но Элисио?

Он не тот человек, который светится в кадре, особенно рядом с Княжной. И тут я начал его автоматически сканировать — без усилий, на инстинкте.

Серёга замялся. Плечи сжались. Глаза ушли чуть в сторону — микросекунда, но достаточно. Поза закрылась, ладонь ушла к инструменту перед ним, как будто он его поправляет — классический жест «сказал лишнего».

Такой человек не обычный ремонтник. И не такой уж простой, каким хочет казаться.

Но вслух я сказал только:

— Совпадение. Мне просто повезло.

— Ну да, ну да… случайности не случайны, — протянул он.

Потом махнул рукой:

— Ладно, не буду тебя отвлекать. Беги. Там тебя девушка ждёт.

— Ой, всё, — бросил я и развернулся к себе в офис.

* * *

Виктор Драгомиров уже тридцать лет занимал пост главы рода. И в первый раз за это время он ощущал странное, неприятное подползание сомнения — как будто что-то давило изнутри, заставляя взглянуть назад, в ту самую историю, к которой он не любил возвращаться.

Он сидел за массивным чёрным столом — тем самым, за которым когда-то сидел его отец, и его дед, и глава рода до них. Стол был отреставрирован десятки раз, каждая царапина на нём переживала новое рождение, и всё равно оставалась частью истории. Фамильная реликвия. По ценности — дороже любого его предприятия. Не как вещь, нет. Как память, как корень, как живая плоть рода.

Солнце било Виктору в спину через высокие цветные витражи, отбрасывая на каменный пол тёплые, переливающиеся пятна. Эти витражи ставили ещё при его прапрадеде, и Драгомировы свято хранили традицию: поместье должно выглядеть так же, как в тот день, когда предок построил его.

Да, внутри теперь проведено современное электричество; в углу тихо светился монитор нового поколения; на полке стоял проектор; в стенах был тёплый контур. Но всё это вплетено в старину так аккуратно, что не резало глаз.

Кладка стен — та самая, многовековая. Местами швы неровные, где-то камень чуть выщерблен. Специально сохранено. В некоторых комнатах даже не трогали оригинальную структуру камня, укрепляя её магическими растворами, чтобы она простояла ещё сотню лет. Кабинет не был исключением: современность здесь всегда стояла на службе традиции, а не наоборот.

Виктор провёл ладонью по краю стола — жест машинальный, но почти медитативный. И именно в этот момент ему вспомнился Кранов.

Он был одним из тех, кто отправлял того на плаху. Дело выглядело идеальным: улики безукоризненно собранные, признания косвенные, сроки давили, политика требовала реакции.

Всё было ровно.

Слишком ровно.

Спустя пятнадцать лет Виктор наконец позволил себе признать то, что ощущал тогда.

В этой истории был чужой след.

Чужая рука.

Чужая воля.

И главное — сам Кранов. Он не сопротивлялся. Не оправдывался.