Французский полтергейст - Василий Анатольевич Криптонов

к нашему походу примкнул ещё один персонаж, которому прогулка по лесу доставляла куда меньше удовольствия, чем нам. Это был Стёпа Аляльев, двигавшийся со стороны академии. Его мажористый прилизанный вид претерпел серьёзные испытания. Начищенные до блеска туфли испачкались, волосы растрепались, а на бледном решительном лице красовалась свежая царапина. Но в глазах полыхала решимость идти до конца во имя любви. Как бы двусмысленно это ни звучало.

— Он её похитил! — выпалил Стёпа вместо приветствия сразу же, как только пути наши пересеклись.

— Ведомо то нам, — согласился я.

— Выдрал и похитил!

— А вот это уже печально… Вы были свидетелем?

— Ну разумеется! Я как раз шёл к ней, чтобы помириться и возобновить наши отношения, и тут опять он!

Я остановился, задумчиво посмотрел на Степана.

— Вынужден уточнить: вы таки имеете в виду Ольгу?

— Ну разумеется! А кого же ещё?

— Грешным делом подумал про Татьяну.

— Я ведь сказал: «выдрал». Как можно выдрать Татьяну, подумайте⁈

— И вправду, непростая задача. Но похитить её, как выяснилось, очень даже можно.

Вдалеке застрекотал енот.

— Да погоди ты! — взмахнул я рукой. — Значит, он похитил Татьяну, верно, когда она пришла его навестить… — (Тут необходимо оговориться, что Танька статую навещала каждый день, читала вслух разрешённые законом книжки и вообще заботилась всяческим образом. Потому что почувствовала в статуе родственную душу. Обычно навещала утром, перед занятиями, так как вечера у неё были заняты репетиторством с Даринкой, иногда — сразу после занятий). — Утащив невесть куда её, статуя отправилась в ботанический сад… Ах ты ж боже мой! Порфирий Петрович был тысячу раз прав: хочешь выследить статую — нужно думать, как статуя!

— Вы о чём-то догадались, Александр Николаевич? — спросила Лапшина.

— Ну конечно! Он собирает гарем. Странно, что начал только сейчас. Полина, держи зелье наготове.

— Зелье? Какое зелье? — спросил Аляльев.

— Да сварили тут кое-чего. Собираемся расколдовать Барышникова.

— Вы хотите сказать, что сия дерзкая статуя — студент нашей академии? Аристократ?

— Ну да. Но это тайна.

— Прекрасно. Тайну я, разумеется, сохраню и окажу всё возможное содействие.

— Не сомневался в вас!

— Но как только он будет расколдован, я его вызову.

— Что-о-о⁈ — возмутилась Лапшина. — Вы не имеете права! Это незаконно! И вообще, после расколдования наши с ним души окажутся связанными. Убив его, вы обречёте меня на вечные страдания.

— Мне заранее очень жаль, госпожа…

— Лапшина.

— Мне жаль, госпожа Лапшина, но речь идёт о чести дамы.

— Да бог бы с ней, с честью, — вздохнул я. — Речь о жизни идёт.

Взвизгнул в нетерпении, подтверждая мои слова, енот.

Путь был неблизким, но фамильяр пёр уверенно. Впрочем, даже без него всё было понятно. Лес становился всё гуще, и признаков прущей напролом статуи виднелось всё больше. Фактически мы двигались по просеке из растоптанных кустов и поваленных местами деревьев. Минут через двадцать после объединения с Аляльевым я задумался, что, может быть, поступаю неблагоразумно, что следовало бы заручиться поддержкой Серебрякова, а то и вовсе собрать целую команду. Но ведь это время. А мало ли что статуя сделает за это время с Танькой. Собственно, той и одного подзатыльника может хватить. И чего этот Барышников так взбесился опять? Может, фазы луны…

А дорога меж тем пошла в гору. Полина принялась задыхаться, да и всем было нелегко, кроме енота. Впрочем, тот нёс на душе тяжкий груз трусости, ещё неизвестно, кому хуже.

— Кажется, я вижу цель нашего путешествия, — пропыхтел Аляльев.

Я тоже видел. Дыру в земле, назвать которую пещерой было бы слишком пафосно, а норой — чересчур унизительно. Навскидку, войти туда можно было бы не нагибаясь. Может, и вправду пещера, бог его знает, что там внутри.

Мы все остановились перед мрачным тёмным отверстием, не испытывая ни малейшего желания забираться внутрь. Оттуда веяло могильным холодом и недружелюбием.

— Придётся идти, — сказал Аляльев, не двинувшись при этом с места.

— Нет, — сказал я. — На его территории битвы не будет. Мы поступим умнее. Выманим его.

— Но как⁈

— Хочешь манипулировать каменной статуей — думай, как каменная статуя. Я, конечно, предпочитаю другие жанры, но основные клише помню. Госпожа Лапшина, лягте вот сюда и для достоверности расстегните на пальто хотя бы одну пуговицу. Да, вот так. Теперь сделайте безумно-испуганное лицо… Вот, держите это выражение, вы чрезвычайно талантливая актриса!

* * *

Тем временем находящаяся в глубине пещеры Татьяна пришла в себя от потери сознания и немедленно услышала рядом с собой томный женский вдох.

— Кто здесь? — спросила она. — И где «здесь»?..

— Люби меня, люби! — откликнулся женский голос.

Татьяна отнеслась к предложению с большой долей настороженности. Будучи девушкой честной и ответственной, она не хотела никого любить до замужества. Тем более в такой мрачной холодине. Тем более когда просят вот таким голосом.

И всё же, она сознавала многозначность слова «любовь». В её рыжую голову закралась мысль: а что если речь идёт о любви к Родине? В таком случае, прежде чем давать категорический отказ, надо оценить ситуацию в целом.

Подумав так, она зажгла огонёк и немедленно об этом пожалела. Огонёк погас.

Татьяна была осведомлена о вопросах пола, так что увиденное было ей, в целом, понятно на уровне разума, однако сердце отказывалось принять эту ужасающую сцену. Следом за ним возмутился и разум.

— Как вам не стыдно, господин Барышников! Я полагала в вас такую ранимую и тонко чувствующую душу, тоскующую по истинной любви, а вы… С деревом…

— Сама бревно! — сварливо откликнулась Ольга. — Этих тонко чувствующих и ранимых с цветочками и стишочками вокруг столько, что яблоку негде упасть. А вот нормальных мужиков, которые тебя с корнями выдерут, унесут за тридевять земель и…

Закончить мысль дереву помешал дикий визг откуда-то издалека.

— Продолжай, милый, нас это всё не касается, — встревожилось дерево.

Но визг повторился, а потом обратился в слова, и Татьяна узнала голос Лапшиной:

— Спасите! Меня пытается изнасиловать группа лиц по преп… Как⁈ По предварительному сговору! Я беспомощна и вопию!

Грохот удаляющихся каменных шагов и ольгин стон разочарования убедили Татьяну, что уже таки можно зажечь огонёк и осмотреться. Она зажгла. И осмотрелась. И сказала: «Ого-о-о…»

В то же самое время мы с Аляльевым ползали вокруг лежащей на лапнике Полины и пытались изобразить насильственные действия сексуального характера, не выходя в то же время за рамки приличия. Это было очень трудно, но мы не боялись трудностей. Стёпа встал на колени у ног Полины и, покраснев, смотрел в сторону. Я же присел со стороны головы и держал девушку за руки.

— Бежит, — сказал я, услышав каменные шаги. — Госпожа