Шутки Богов. Новая ответственность - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Губы её тронула улыбка, но глаза оставались холодными, как сталь.

– Подсказала ты? – Её голос прозвучал мягко, но в нём слышалось лезвие. – И что же ты хочешь взамен за эту “столь щедрую” откровенность?

Вторая жена, Соль Хва, напротив, не улыбалась. Её лицо стало серьёзным, почти суровым. В ней зажглась та осторожность, которую выработала сама жизнь. Она прекрасно знала цену предательству. В её собственной семье скандалы и интриги стоили жизней многим. Поэтому в словах Богини она услышала не раскаяние, а холодный расчёт.

“Она ещё молода, но гордая, – мелькнуло в мыслях Соль Хва. – Если бы по-настоящему смирилась, слова прозвучали бы иначе. А сейчас – это признание с прицелом на будущее. Она думает, что, показав слабость, получит прощение и возможность остаться рядом. Но ведь рядом с нами – значит рядом с Андреем. Слишком опасно доверять ей…”

Она положила ладонь на фарфоровую чашку и спокойно сказала:

– Ты ведь не для того сказала это, чтобы облегчить душу. Ты ищешь место рядом с нами. Но мы слишком хорошо понимаем, чем это может обернуться.

Третья, Хун Линь, откинулась чуть назад. Она была самой молчаливой и осторожной из них. В её взгляде читалась не только подозрительность, но и тень любопытства. Её тянуло рассмотреть ситуацию глубже. А вдруг в словах Богини действительно есть крупица истины? Вдруг это признание – начало искренней перемены? Но даже при этом сама Хун Линь не могла игнорировать очевидного. Существа такого уровня редко меняются в корне.

“Если она останется, – размышляла Хун Линь, – то её гордость рано или поздно оживёт. И тогда всё повторится. И ненависть… И жажда реванша… И попытки вернуть утраченное… Сейчас она гнётся лишь потому, что не видит выхода. Но если этот выход появится – мы станем первыми её жертвами.”

Потом она заговорила негромко, словно продолжая оставаться в своих раздумьях:

– А если мы поверим тебе… Как нам быть уверенными, что завтра ты не используешь нас, чтобы вернуть свою силу и свободу? Ведь потом именно мы станем первыми, кого ты захочешь убить…

Слова трёх жён легли, как камни, и каждое – своим весом. Богиня Мэй Жо почувствовала, что отрезала себе путь назад. Подобное признание, на которое она решилась, стало первой трещиной в её броне, но стены вокруг были слишком прочными. Здесь её не собирались принимать с распростёртыми объятиями. Здесь каждое слово взвешивали и рассматривали под лупой, словно опасный яд.

И хотя она понимала это, странным образом внутри не возникло ярости. Лишь горечь. Но сквозь неё всё сильнее пробивалась мысль о том, что именно потому, что они так подозрительны, у них и получилось выжить рядом с этим человеком и его драконом.

Андрей же сидел молча, чуть откинувшись назад, чашка с тёплым чаем стояла у него в руках, но он давно уже не пил. Его спокойный взгляд был устремлён на Богиню, и в этот момент ей было трудно понять, о чём он думает. Он слушал её слова и видел куда больше, чем она показывала.

С одной стороны, он прекрасно осознавал, что именно эта девушка – а вернее, сущность, которой когда-то поклонялись как Богине, и сыграла ключевую роль в том, что та самая Божественная Академия, а потом и весь тот мир, вообще смогли так быстро выйти на новый уровень. Её подсказка стала основой чужой силы. Она буквально открыла для них ворота в миры других мастеров – культиваторов Дао Цзы, превратила их в источник ресурсов и артефактов. И сколько судеб было уничтожено только потому, что она решила “поделиться знанием”…

Мысли Андрея постепенно темнели. Он прекрасно помнил, из воспоминаний одного из павших Богов, как тот находил изувеченные тела мастеров, выжатых, словно сосуды, из которых достали душу. Помнил пустые деревни и места, где энергия была вытянута до последней капли. Всё это – результат одного совета. Одной идеи, подсказанной теми самыми устами, что теперь просили понимания и доверия. Но с другой стороны…

Её голос не дрожал, но в её глазах он впервые увидел не гордыню, не ярость, не холодное презрение к смертным, а что-то иное. Слабость. Горечь. И даже тень – тень желания быть услышанной. Он слишком хорошо знал, как выглядит отчаяние, замаскированное под гордость. Ведь сам не раз стоял перед выбором, когда, казалось, выхода нет, и только упорство и вера в шаг вперёд спасали.

“Если она и правда понимает, что оказалась в ловушке, – думал Андрей, – то её признание становится не манипуляцией, а последним средством сохранить хоть что-то. Но насколько ей можно верить? Если дать ей свободу… она ведь может первым делом вонзить нож в спину. Если оставить в оковах – будет затаивать ненависть, пока не найдёт способа вырваться. И в обоих случаях мы окажемся рядом. Мы – и те, кого я клялся защищать.”

Он украдкой взглянул на жён. Каждая из них уже сказала всё, что думала. И в каждой было зерно истины.

“Цзяолин права, – продолжал он мысленно размышлять, – она слишком быстро пошла на откровенность. Это не похоже на искренность… Соль Хва тоже права, – продолжал он, – её слова пахнут расчётом… Хун Линь тоже права – если поверить, мы должны быть готовы к тому, что завтра всё изменится.”

Андрей чувствовал, как внутри него растёт тяжёлое сомнение. Его сила возросла до уровня, которого многие не понимали, но вместе с этим выросла и ответственность. Ему уже недостаточно было просто убить врага – нужно было уметь судить. А судить – значит брать на себя тяжесть, от которой никуда не уйдёшь. И именно здесь лежал корень его сомнений.

“Что я должен сделать? – Заметались его мысли. – Уничтожить её – будет проще всего. Но тогда я буду не лучше тех, кто убивает ради силы. Оставить её рядом – значит подвергнуть риску всех, кто рядом со мной. Довериться ей – значит рискнуть всем. Но отвергнуть её окончательно – значит подтолкнуть к тому, чтобы она действительно встала против нас.”

И он поймал себя на том, что впервые за долгое время не имеет готового ответа. Богиня, сидевшая напротив, видела лишь его спокойное лицо и чуть прищуренные глаза. Но внутри этого спокойствия бушевала настоящая буря.

“Что же ты на самом деле задумала? Ты хочешь искупить вину? Или ты просто ищешь шанс вернуться в игру? Ты просишь дать тебе возможность быть рядом… Но ведь если дать,