Красная земля - Тим Волков

идеалист и дурак! — внезапно резко бросил Рябинин, и его маска равнодушия на мгновение спала, обнажив злобу. — Вы думаете, ваш новый мир будет лучше? Он будет таким же грязным и кровавым, просто под другими лозунгами! А я… я просто честен в своей жадности. Я не притворяюсь спасителем человечества.

Он сделал шаг в сторону, к краю обрыва.

— Не двигаться!

— И что вы сделаете, доктор? — Рябинин снова ухмыльнулся, обретая самообладание. — Застрелите меня? Мы оба знаем, что вы на это не способны. Вы — врач. Вы спасаете жизни, а не отнимаете их.

— Ваша философия лжива до самого основания, — тихо, но твердо сказал он. — Никакое золото не стоит ни одной жизни. И сегодня это закончится. Вы пойдете со мной. Будет суд.

— Суд? — Рябинин рассмеялся, и его смех прозвучал дико и неуместно в этом гиблом месте. — Милый доктор… Суд уже был. И приговор уже вынесен.

— Стоять, я сказал! Руки вверх!

Лицо Рябинина исказилось. Он не стал поднимать рук. Вместо этого он резко, с неожиданной для щуплого интеллигента силой, рванулся вперед — не назад, к обрыву, а прямо на доктора.

— Брось, лекарь! Не твое это дело! — прошипел он, и его пальцы, цепкие и жесткие, как стальные когти, впились в руку Ивана Павловича.

Доктор уклонился, но тут же получил поленом в руку.

Последовал резкий, болезненный щелчок. Иван Павлович взвыл от боли — большой палец неестественно выгнулся назад. Наган выскользнул из ослабевших пальцев и с глухим стуком упал в густую грязь у их ног.

Иван Павлович, не помня себя, бросился на Рябинина, повалив его с ног. Они оба с грохотом рухнули на сырую, щедро посыпанную известью землю.

В нос тут же ударил едкий запах химикатов и пота. Рябинин, оказавшийся на удивление сильным и вертким, выкрутился из хватки, попытался ударить коленом в пах, начал царапаться, тянуться до глаз. Молча, тяжело и хрипло дыша, он принялся бить доктора, вся его энергия ушла в молчаливую, смертельную борьбу.

Иван Павлович выкрутился, схватил противника за грудки и придавил его сверху, пытаясь схватить гада за горло. Рябинин вырвался, резко дернув головой в сторону. Лоб Ивана Павловича с силой стукнулся о какой-то острый камень, скрытый в грязи. В глазах поплыли красные круги.

— Сволочь! — выдохнул доктор, чувствуя, как по лицу течет теплая струйка крови.

Рябинин воспользовался его замешательством. Он извернулся, как угорь, и теперь уже оказался сверху. Его пальцы снова впились в Ивана Павловича, но теперь они искали не руку, а горло. Худая, но невероятно сильная хватка сдавила кадык, перекрывая воздух.

Иван Павлович забился, пытаясь сбросить с себя эту костлявую тварь. Он бил его кулаками по бокам, по ребрам, но Рябинин, казалось, не чувствовал боли. Его очки съехали набок, запотевшие и грязные, а в глазах горел холодный, нечеловеческий огонь одержимости. Он молча, с предельным усилием, душил его.

Мир сузился до этого лица, до этих безумных глаз, до нехватки воздуха. Силы покидали доктора. Он почувствовал, как его собственные пальцы ослабевают.

Иван Павлович из последних сил уперся коленом в живот Рябинину, пытаясь сбросить его. Тот хрипло выдохнул, и мертвая хватка на мгновение ослабла. Этого мгновения хватило. Доктор рванулся в сторону, выскользнув из-под него, и они оба, тяжело дыша, откатились по липкой, известковой грязи.

Оба были измазаны с ног до головы. Красная глина окрасила их и они походили на два окровавленных тела, которые неведомой силой были подняты из могил и теперь дрались в последнем после смертном бою. Кровь из рассеченного лба Ивана Павловича смешивалась с грязью, заливая ему глаз. Рябинин, тяжело опираясь на одну руку, второй стирал с лица землю и слюну. Его очки висели на одном ухе, но в его взгляде не было растерянности — только чистая ярость.

Они поднялись почти одновременно, с трудом удерживая равновесие на скользком склоне. Дыхание вырывалось клубами пара в холодном вечернем воздухе. Никто не говорил ни слова. Слова кончились. Остался только животный инстинкт — выжить и убить.

Рябинин бросился вперед первым, с низким рыком, пытаясь повалить доктора с ног. Иван Павлович встретил его ударом в корпус, но тот лишь глухо ахнул и вцепился в него, пытаясь заломить руку за спину. Они снова закружились, спотыкаясь о кочки и ямы, их ноги заскользили, разбрызгивая комья грязи.

Иван Павлович почувствовал, что силы на исходе. Боль в вывернутом пальце пульсировала огненной иглой, голова гудела от удара. Рябинин, казалось, черпал энергию из какого-то темного, неиссякаемого источника.

В очередной попытке вырваться Иван Павлович оттолкнул его, и Рябинин, поскользнувшись, отлетел на пару шагов назад. Его нога наступила на что-то твердое и скользкое, спрятанное в грязи. Он посмотрел вниз.

Их взгляды встретились на долю секунды. В глазах Рябинина мелькнуло нечто — не страх, а мгновенная, холодная оценка. Оценка шанса.

Он резко нагнулся. Его пальцы уткнулись в липкую холодную грязь и сомкнулись на том, что лежало там.

Он выпрямился. В его руке, грязный, но грозный, лежал наган Ивана Павловича.

— Ну вот ты и попался, доктор! — выдохнул Рябинин, улыбнувшись.

* * *

Анна Пронина остановилась. Иван Павлович отправил ее домой, но… Но как же он сам?

Ведь там может быть опасность!

Сердце ее сжалось. Она была командиром скаутов, она доложила, и теперь доктор пошел разбираться. Но что-то внутри подсказывало ей, что этого мало. Тот человек с усами был хитрым и опасным. Она видела это по его глазам, когда следила за ним. Он был как волк-одиночка, готовый на все.

Она не могла просто так остаться. Она вспомнила лицо доктора — усталое, но полное решимости. Он был одним из немногих взрослых, кто говорил с ней серьезно, не сюсюкаясь. Он доверял ей. А она, возможно, послала его в ловушку.

Анна развернулась и побежала по коридору, не в сторону выхода, а вглубь больницы, в небольшую комнатку, где сейчас жила и дежурила Аглая.

— Аглая! — ворвалась она в комнату, запыхавшись. — Беда!

Аглая, кормившая с ложечки кашей одного из выздоравливающих больных, вздрогнула и обернулась. Увидев перепуганное лицо девочки, она сразу же поставила тарелку.

— Анюта? Что случилось?

— Понимаете… Иван Павлович… он пошел туда! На кладбище! За тем путейцем! Я сказала, что видела, а он… — слова вырывались из Анюты пулеметной очередью. — А я боюсь… там опасно! Надо помочь!

— Позову Степана Викторовича, соседа. И мужиков! Пусть бегут