Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

Её язык стал дирижёром этого симфонического акта, совершая круговые движения, очерчивая узоры на коже. Он то замедлялся до течения весеннего ручья, то ускорялся до полёта ласточки – ритм её действий повторял биение их сердец. Это была музыка, не слышимая ухом, но ощущаемая всем телом.

Солнечный свет проливался сквозь пыльное стекло кабины комбайна, золотя фигуры тёплым сиянием. Михаил откинул голову назад, полностью отдаваясь моменту – он был пленником её страсти и собственного желания. Его рука невольно двигалась по её волосам, лаская и поддерживая заданный ею темп.

Её язык совершал медленные кружащие движения, то ускоряясь, то замедляясь, подстраиваясь под ритм его дыхания. Михаил откинул голову назад, нежно гладя её волосы. Утреннее солнце золотило их силуэты, превращая происходящее в подобие языческого ритуала.

Сергей, забыв о технических сложностях, продолжал съёмку, интуитивно находя лучшие ракурсы. Остальные наблюдали с интересом и волнением, готовые включиться в процесс по знаку режиссёра.

Утро набирало силу, обещая день, полный открытий и неожиданностей.

На следующий день небо затянуло низкими облаками, придавая полю сходство с декорацией к фильму о конце света или начале коллективизации – что, по сути, одно и то же. Воздух был влажным и тяжёлым, пропитанным запахом надвигающегося дождя и неизбежности. Комбайн казался ещё более апокалиптичным, как последний памятник ушедшей цивилизации механизаторов.

Михаил приехал первым, держа в руках новый сценарий, нацарапанный ночью на обрывке газеты «Правда».

– Сегодня снимаем обучение! – объявил он, когда группа собралась. – Катя, ты стажёрка, приехала осваивать комбайн. Ваня, ты главный герой дня – будешь обучать молодое поколение тонкостям управления техникой.

Ваня покраснел до корней волос:

– Так я ж… стесняюсь малость.

– Отлично! – воскликнул Михаил. – Стеснительный учитель и любознательная ученица – классика жанра!

Катя хихикнула, поправляя белую блузку, заправленную в практичную синюю юбку – образ идеальной комсомолки, если не считать того, что блузка была расстёгнута на три пуговицы больше положенного.

Сергей возился с камерой, приматывая объектив изолентой:

– Держится, зараза. Если что, доснимем на честном слове и партийном билете.

Катя подошла к комбайну с видом человека, впервые увидевшего чудо техники. Она обошла машину кругом, трогая ржавые детали с таким благоговением, будто это были мощи святого механизатора.

– Товарищ комбайнёр, – обратилась она к Ване, который нервно курил у гусеницы, – научите меня управлять этим… этим железным конём!

– Конь тут ни при чём, – буркнул Ваня, затушив папиросу. – Это комбайн, тут всё сложнее. Пойдёмте, покажу.

Они забрались в кабину, где места хватало ровно на полтора человека. Ваня объяснял, указывая на рычаги и кнопки:

– Это сцепление. Это подача. А это лучше не трогать, а то как тронете, так потом не остановите.

Катя слушала с преувеличенным вниманием, то и дело наклоняясь ближе, чтобы «лучше разглядеть» механизмы. При каждом движении Ваня вздрагивал, словно от удара током.

– Можно я попробую? – спросила она, положив руку поверх его ладони на рычаге переключения передач.

– М-можно, – выдавил Ваня, сглотнув.

Следующие минуты прошли в попытках научить Катю переключать несуществующие передачи на сломанном комбайне. Она путала рычаги, и каждый раз Ване приходилось поправлять её, обхватывая сзади руками.

– Нет, не так, – шептал он, его дыхание щекотало ей ухо. – Надо плавнее, нежнее. Комбайн ласку любит.

– Ласку? – переспросила Катя, оборачиваясь. Их лица оказались в сантиметрах друг от друга. – Какую именно ласку?

Воздух в кабине сгустился. Сергей, снимавший через открытую дверцу, инстинктивно приблизил камеру. Даже ветер, кажется, затих.

Ваня не ответил. Он притянул Катю к себе, их губы встретились в поцелуе, полном неуклюжей страсти и искреннего желания. Девушка с энтузиазмом ответила, развернувшись к нему всем телом.

– Подожди, – прошептал Ваня, усаживаясь удобнее на изношенном сиденье.

Катя поняла без слов.

В тесном коконе кабины она медленно выпрямилась. На мгновение задержала дыхание, как пловец перед прыжком в неизвестность. Затем её пальцы ловко скользнули к молнии, преломляя свет, словно солнечные лучи на воде. Раздался шорох ткани, когда она расстегнула юбку; её движение было столь же уверенным, как у танцовщицы, исполняющей давно заученные па.

Юбка сползла вниз, каскадом струясь по ногам, оставляя её без защиты перед миром. Под ней не было ничего, кроме нежного трепета кожи под утренним светом. Волосы упали мягкими волнами на плечи, обрамляя лицо загадочным ореолом.

Тишина обволакивала их, останавливая дыхание времени. Очертания её ног напоминали античную скульптуру – совершенную и неподвластную времени. Ваня смотрел на неё, пытаясь впитать каждое мгновение.

Её движения были одновременно решительны и грациозны. Устроившись на его коленях лицом к нему, она на мгновение замерла. Их взгляды встретились.

Ваня глубоко вдохнул, когда Катя, наклонившись к нему, шепнула слова, полные невинной лукавости:

– Научи меня, – её губы коснулись мочки его уха, и в этих словах была вселенная ожиданий и обещаний. Она плавно уселась на его колени, так что точно попал внутрь неё. С каждым движением она становилась увереннее, как будто с каждым движением всё лучше вспоминала хореографию своих чувств.

Едва ощутимое движение её тела вызвало у него вспышку удовольствия; мир вокруг исчезал, оставаясь лишь ритмом сердец и шорохом одежды о сиденье. Её кожа была тёплой на ощупь, излучающей радость свободы. Симфония приглушённых звуков окружала их: скрип сиденья, дыхание и тихое пение ветра за пределами кабины.

Она двигалась, словно вспоминая забытые аккорды старого романса. Её руки мягко обвили его шею, пальцы зарылись в короткие волосы со страстью и нежностью одновременно. Эта близость контрастов захватила их целиком. Ваня инстинктивно обхватил её талию крепким кольцом рук, помогая ей задавать идеальный темп этого танца двоих.

Сиденье комбайна скрипело под ними, добавляя свою ноту к мелодии страсти и нежности. Этот дуэт казался живым существом со своей волей и ритмом. Их дыхание было мерным и глубоким, как шум моря – каждая нота звучала точно, создавая неповторимую мелодию любви.

Катя начала двигаться медленно и осторожно, находя ритм. Её руки обвили шею Вани, пальцы зарылись в его волосы. Он обхватил её талию, помогая ей задавать темп. Старое сиденье комбайна скрипело в такт их движениям, дополняя симфонию их дыхания.

Она откинула голову назад, волосы рассыпались по плечам. Движения Кати стали увереннее: её бёдра описывали плавные круги, то ускоряясь, то замедляясь. Ваня целовал ей шею, его руки скользили под блузкой по спине, чувствуя, как напрягаются и расслабляются мышцы.

– Да… вот так… – выдыхала она, пока голос срывался на стон.

Ритм становился интенсивнее. Кабина комбайна, прежде знавшая только запах солярки и пшеничной пыли, наполнилась звуками страсти. Катя двигалась почти дико и раскованно, Ваня поднимал бёдра